— Так ты можешь научить нас? — спросил Моаш. — Можешь показать, как это делается?
— Я… я не знаю, можно ли этому научить, — сказал Каладин, поглядев на Сил, которая сидела на камне неподалеку с необычным выражением на лице. — Не уверен, что это возможно.
Они выглядели удрученными.
— Но, — добавил Каладин, — это не значит, что мы не можем попытаться.
Моаш улыбнулся.
— Можешь показать? — спросил Дрехи, вынимая из кармана сферу, маленький светящийся бриллиантовый осколок. — Прямо сейчас. Я бы хотел увидеть именно тогда, когда я ожидаю.
— Это не развлечение в праздничный день, Дрехи, — сказал Каладин.
— Быть может, мы заслужили это, а? — Сигзил наклонился вперед со своего камня.
Каладин какое-то время молчал. Потом нерешительно вытянул палец и коснулся сферы. Потом резко вдохнул; с каждым разом впитывать свет становилось все более естественнее. Сфера потухла. Штормсвет потек из кожи Каладина, и он задышал нормально, чтобы он тек быстрее и стал более видимым. Камень вытащил старое изодранное одеяло, используемое для растопки, и набросил его на костер, потревожив спренов огня; последовало несколько мгновений темноты.
И в этой темноте Каладин светился чистым белым светом.
— Штормы… — прошептал Дрехи.
— А что ты можешь делать с ним? — нетерпеливо сказал Шрам. — Ты не ответил.
— Я сам не очень уверен, что могу делать, — сказал Каладин, держа руку перед собой. Штормсвет погас, пламя сожрало одеяло и опять осветило все вокруг. — Я узнал об этом всего несколько недель назад. Я могу привлекать к себе стрелы, могу заставить камни слипаться. Свет делает меня сильнее и быстрее и лечит мои раны.
— Насколько сильнее? — спросил Сигзил. — Какой вес могут выдержать камни после того, как ты слепил их, и сколько времени длится связь? Насколько быстрее ты становишься? Вдвое? Или на четверть? Как далеко должна быть стрела, чтобы ты мог притянуть ее к себе, и можешь ли ты притягивать другие предметы?
Каладин мигнул.
— Я… я не знаю.
— А мне кажется, что все это очень важно знать, — сказал Шрам, потирая подбородок.
— Мы можем провести испытания, — улыбнулся Камень, стоявший со сложенными на груди руками. — Хорошая мысль.
— Быть может, тогда мы сообразим, как сами сможем делать такое, — заметил Моаш.
— Не научишься, — покачал головой Камень. — Холетентал. Только он.
— Ты не можешь знать наверняка, — возразил Тефт.
— Ты не можешь знать наверняка, что я не знаю наверняка. — Камень махнул ему ложкой. — Ешь похлебку.
Каладин поднял руки.
— Ребята, вы не должны никому рассказывать об этом. Иначе люди начнут бояться меня, быть может, подумают, что я связан с Носителями Пустоты или Сияющими. Я хочу, чтобы вы поклялись.
Он посмотрел на них, и все кивнули, один за другим.
— Но мы хотим помочь, — сказал Шрам. — Даже если не сможем научиться. Эта штука часть тебя, а ты — часть нас. Четвертого Моста. Верно?
Каладин посмотрел на их возбужденные лица и обнаружил, что кивает.
— Да. Да, вы можете помочь.
— Замечательно, — сказал Сигзил. — Я приготовлю список проверок на скорость, точность и силу связей, которые ты можешь создавать. И надо найти способ определить, что еще ты можешь сделать.
— Сбросить его с утеса, — сказал Камень.
— И что это даст? — спросил Пит.
Камень пожал плечами.
— Если у него есть другие способности, они мгновенно выйдут наружу, а? Ничто не может сделать мужчину из мальчика лучше, чем падение с утеса.
Каладин с кислым лицом посмотрел на него, и Камень расхохотался.
— Это будет маленький утес. Вот такой. — Он чуть-чуть развел большой и указательный пальцы. — Я слишком люблю тебя для большого.
— Надеюсь, ты шутишь, — сказал Каладин, глотая ложку похлебки. — Но на всякий случай я прилеплю тебя к потолку на всю ночь, чтобы ты не экспериментировал, пока я сплю.
Мостовики захихикали.
— Ты только не светись так ярко, пока мы будем пытаться уснуть, а, мачо? — сказал Лоупен.
— Сделаю все, что в моих силах. — Он проглотил еще одну ложку. Почему-то сегодня вкуснее, чем обычно. Камень изменил рецепт?
Или что-то другое? Пока он ел, другие мостовики болтали между собой, говорили о доме и о прошлом, о том, что когда-то было табу. Пришло даже несколько человек из других бригад — не только раненые, которым помог Каладин, но и не могущие уснуть одинокие души. Люди из Четвертого Моста приветствовали их, давали похлебку и место у костра.
Все выглядели такими же усталыми, как и Каладин, но никто не хотел уходить в казарму. И теперь он понял почему. Быть вместе, есть похлебку Камня, слушать тихую болтовню, а огонь потрескивает и прыгает, посылая в воздух танцующие хлопья желтого света…
Это успокаивало значительно больше, чем сон. Каладин улыбнулся, откинулся назад и посмотрел на большую сапфировую луну, величаво плывшую по темному небу. Потом закрыл глаза, прислушиваясь.
Еще трое погибли. Малоп, Безухий Джакс и Нарм. Каладин потерял их. Но он и Четвертый Мост спасли сотни других. Сотни тех, кто больше никогда не побежит с мостом, никогда не окажется лицом к лицу со стрелами паршенди, никогда не будет сражаться, если не захочет. И двадцать семь его друзей выжили. Частично из-за того, что сделал он, частично из-за собственного героизма.
Двадцать семь тех, кто выжил. Наконец-то он сумел кого-то спасти.
И это уже немало.
Шаллан потерла глаза. Она прочитала заметки Джаснах — по меньшей мере самые важные из них. Большая кипа. Она все еще сидела в алькове, хотя они послали паршмена и тот принес ей одеяло, в которое она закуталась, закрыв больничное платье.
Глаза горели. Весь вечер она плакала, потом читала. Она очень устала и тем не менее чувствовала себя ожившей.
— Да, — сказала она. — Вы правы. Действительно, Несущие Пустоту — паршмены. Я не могу вывести другого заключения.
Джаснах улыбнулась, выглядя странно довольной собой, хотя ей удалось убедить только одного человека.
— Что теперь? — спросила Шаллан.
— Теперь мы должны закончить твое предыдущее исследование.
— Мое исследование? Вы имеете в виду смерть вашего отца?
— Конечно.
— На него напали паршенди, — сказала Шаллан. — Убили внезапно, без предупреждения. — Она внимательно поглядела на принцессу. — Это и заставило вас изучать все это, верно?
Джаснах кивнула.