— А что будет с моей мастерской? — сиплым голосом спросил Закряжный. — С портретами Петра Великого?! Их же надо доставить тем, кто за них заплатил! И Ее Величество Вдовствующая Императрица разгневается! Вон тот портрет нужно установить к ее приезду в Аничковом дворце!
— Мастерскую опечатают, — сурово отчеканил Вирхов.
— А если ее кто-нибудь подожжет?! А если мои работы украдут?! — возопил в отчаянии художник.
— Я готов забрать портрет прямо сейчас, если позволит господин следователь, — раздался приятный баритон Формозова. — Документы на заказ оформлены. Как только следствие убедится в невиновности господина Закряжного — а я в ней уверен, — он получит в нашем ведомстве причитающуюся ему сумму.
После недолгого раздумья Карл Иванович согласился. Следователь объявил собравшимся, что пока они могут быть свободны.
Подавленные женщины начали подниматься, и смятенная группа гостей выдающегося портретиста двадцатого века собралась покинуть помещение, но тут в дверях появился запыхавшийся околоточный.
— Господин Вирхов! — крикнул он с порога. — Происшествие на Мойке! Горит парадный зал Воспитательного дома! Ночной сторож убит!
Карл Иванович замер, решая, стоит ли сейчас же ехать к месту очередного происшествия, или лучше положиться на полицейских дознавателей. Но его размышления прервал истеричный вопль хозяина мастерской:
— Звери! Чудовища! Они убьют меня! В парадном зале Воспитательного дома мой лучший портрет императора! Надо его спасать!
— Молчать! — рявкнул, вздрогнув от неожиданности, Вирхов и, раздувая ноздри, уставился на художника: глаза портретиста бегали, он перебирал ногами, как лошадь, вот-вот готовая сорваться с места. — А что, если этот поджог — лишь средство отвлечь наше внимание от вашего преступления? Может быть, у вас есть сообщник?
— Как вы можете такое говорить? — отпрянул художник. — Каждый мой портрет — художественная ценность!
— А, — махнул рукой Вирхов, — вон их сколько тут, этих ценностей. Одним больше, одним меньше — потеря невелика. А алиби обеспечено!
Думал ли частнопрактикующий доктор Коровкин, что для него пасхальная ночь 1903 года обернется таким ужасным финалом? Еще вчера было у доктора ощущение, что праздник Воскресения Христа сможет вселить в его душу чувства лучшие, светлые, добрые… Являлась к нему и мысль о том, что зимнее наваждение, пасмурный морок, тоскливый гнет будней исчезнут без следа, и были тем надеждам основания — день ото дня прибавлялось все более и более света, набухали почки на деревьях, кое-где на черемухах уж проклюнулись и зеленые язычки… А как ликовала нарядная петербургская публика всего неделю назад, когда на Неве открылась навигация!
Лед шел сплошной массою во всю ширину царственной Невы. Ладога прислала дочери роскошный подарок — белые хрустальные льдины сверкали на солнце всеми цветами радуги. А в 6 часов пополудни комендант Петропавловской крепости генерал от инфантерии Эллис под канонаду салюта совершил, во главе гребной флотилии, обычный церемониальный проезд через реку Неву, наполнил на середине реки серебряный кубок и доставил невскую воду в Зимний дворец, — после чего и было открыто судоходство, вступила в свои права весна…
Да, конечно, полз по городу шепоток, что злоумышленники во множестве рассылают и разбрасывают прокламации, призывающие всех примкнуть к беспорядкам, намеченным на день празднования 200-летия Петербурга. Петербуржцы стали опасаться поджогов, взрывов, нападений на ни в чем неповинных людей. Листки отравляли спокойствие министра внутренних дел Плеве и градоначальника Клейгельса, будоражили обывателей.
К Пасхе город был очищен от криминальных элементов, полиция произвела массовые облавы с целью обезопасить жителей от воров и бандитов, однако события показывали, что в Пасхальную ночь можно убить беззащитную женщину. А пожар в Воспитательном доме?
Доктор Коровкин проснулся в первый день светлой седмицы с далеко не праздничными мыслями. Проснулся он поздно и, приведя себя в порядок, вышел в столовую, где его ждала тетушка Полина Тихоновна. В ее темных глазах он прочел неизменную любовь и ласку, сопутствовавшие ему на протяжении всей его тридцатилетней жизни.
— Христос Воскресе, милый Климушка. — Она отложила в сторону газету, которую просматривала в ожидании пробуждения племянника, встала, обменялась с ним лобзаниями и захлопотала вокруг стола.
Тетушка потрудилась на славу: розовая пасха, замешанная с малиновым вареньем; благоухающие ванилью, шафраном и кардамоном пышные куличи; крашенные в луковой шелухе яйца — химических порошков и всяких там «Мозаичных блесков» Полина Тихоновна не признавала. Все это тетушка освятила в Благовещенской церкви, предпочтя изящный храм лейб-гвардии Конного полка пышному Исаакиевскому собору. Клим Кириллович подозревал, что его деликатная тетушка отказалась идти с ним в Исаакий потому, что не желала мешать компании молодых людей, но перечить вчера ей не стал. Окинув взглядом тетушкины яства — заливную телятинку, тушенных с чесноком и эстрагоном цыпляток, ломтики копченого окорока, страсбургский пирог, — он подумал, насколько их стол отличается от скромного угощения художника. Быть может, Вирхов прав, и исторический портретист, несмотря на свою популярность, стеснен в средствах. Закряжный, судя по поведению, человек страстный. А отсюда и до убийства недалеко.
— В «Ведомостях» полицейская хроника кратко сообщила об убийстве мещанки Фоминой. — Голос тетушки заставил его вздрогнуть, она как бы прочла его потаенные мысли. — А в хронике пожаров — о поджоге Воспитательного дома ничего не говорится. Наверное, не успели.
— А почему вы, милая тетушка, уверены, что имел место поджог? Вероятней, неосторожное обращение с огнем, — безучастно произнес доктор.
— Да как же, Климушка! Весь город говорит, что террористы запланировали поджоги. Конечно, склады, лавки да мастерские всегда горели, но чтоб Воспитательный дом…
Доктор оторвался от цыпляток и испытующе взглянул на тетушку. Полина Тихоновна выдержала взгляд племянника и непринужденно добавила:
— Не сказать ли Карлу Иванычу, чтобы он установил наблюдение за господином Стрейсноу?
Кусок цыпленка едва не застрял в горле доктора.
— Вы в чем-то его подозреваете? — спросил он.
— Во-первых, я не уверена, что он настоящий баронет. Во-вторых, хоть я его и не видела, но ты сам говорил, что он поразительно похож на Петра Великого.
— Ну и что? — доктор недоуменно пожал плечами.
— А вдруг он — действительно потомок Петра Алексеевича? — выдохнула Полина Тихоновна.
Доктор Коровкин откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Полину Тихоновну. Она — такая рассудительная, такая здравомыслящая женщина — предается фантазиям.
— Дорогая тетушка, мистер Стрейсноу никак не производит впечатления террориста. Думаю, вы в этом убедитесь, когда с ним познакомитесь.