Трепетание ресниц, румянец, изредка окрашивающий ее щеки, несмелые улыбки, заставляющие замирать сердце и вызывающие непреодолимое желание улыбнуться в ответ, казались ему важнее всего на свете, так как дарили настоящую, ни с чем не сравнимую радость. И заставляли сомневаться в истинности слов одного из самых известных мыслителей прошлого: «Правители, идущие Правильным Путем, не проявляют удовольствия, гнева, печали и радости…»
«Правитель, не способный чувствовать боль и радость, мертв… — думал Неддар, вглядываясь в аккуратную — волосок к волоску — спираль локона, лежащего на плече баронессы. — А мертвецу нет дела до того, что происходит с живыми…»
«Правитель, не обуреваемый страстями, подобен орлу, способному заметить мышь за несколько перестрелов — его действия всегда правильны, точны и своевременны…»
«А еще пусты. Ибо в них нет ни любви, ни уважения, ни страха за то, что ждет королевство и населяющих его людей в случае его ошибки…»
«Тот Правитель, кому удается достигнуть абсолютного бесстрастия, воистину счастлив — в его королевстве устанавливается порядок и все сущее расцветает…»
«Чтобы что-то расцветало, оно должно родиться. А для этого требуются чувства — нежность, любовь, страсть… В абсолютном порядке им места нет… Да, в нем жить намного проще. Но разве это жизнь?»
— Пожалуй, соглашусь, — задумчиво посмотрев на Неддара, внезапно сказала баронесса. — Эти законы хороши для увечных, то есть для правителей, не способных жить чаяниями своего королевства и своих подданных. А для тех, кто способен и живет, нужны другие.
Поняв, что он мыслил вслух, Латирдан слегка покраснел. И постарался свести разговор к шутке:
— Кстати, почему бы тебе не изложить эти самые «другие» законы на пергаменте? Я бы их с удовольствием прочитал.
— Боюсь, я с этим не справлюсь, — вздохнула баронесса. — Я же не правитель.
— А если с моей помощью? — спросил король и почувствовал, как заколотилось его сердце.
Леди Этерия густо покраснела, но взгляда не отвела:
— С твоей помощью… наверное, справлюсь.
— Ты хотела сказать «все, что угодно», правда? — облизав враз пересохшие губы, еле слышно спросил король.
— Неддар, ты меня смущаешь.
— Скажи, пожалуйста.
Баронесса опустила ресницы и… решительно тряхнула гривой:
— Да.
Неддар мгновенно оказался на ногах, перетек к креслу Эйтерии Кейвази, встал на одно колено и, пристально глядя ей в глаза, с чувством процитировал:
— «Те, кто смотрят друг на друга, счастливы один миг. Ибо чувство, которое обжигает их душу, суть Любовь Плоти. Те, кто смотрят в одну сторону, счастливы год. Ибо чувство, которое гонит их в путь, суть Любовь Ума. Те, кто смотрят в одну сторону и при этом видят друг друга, счастливы Вечность. Ибо чувство, которое переполняет их сердца, суть Любовь Душ…»
— Аймер Златоуст [146] ?
— Нет… — улыбнулся король. — Ты и я…
— Неддар!!! — заполыхав, как маков цвет, воскликнула девушка.
Король улыбнулся еще шире, выхватил из ножен кинжал, взял его за лезвие, протянул его баронессе и торжественно произнес:
— Баронесса Этерия Кейвази! Я, Неддар Третий, Латирдан по прозвищу Вейнарский Лев, предлагаю тебе свое Слово, свое сердце и свою жизнь. Да отвернутся от меня духи предков, если моя десница, протянутая тебе, дрогнет хоть на миг, а взгляд, устремленный на тебя, перестанет дарить тепло и свет! Да проклянет меня Эйдилия, если пламя, разожженное в моей груди ее искрой [147] , погаснет хоть на мгновение, а копье, вбитое у порога [148] , засохнет от недостатка чувств. Да забудет меня Снежный Барс и переломится мой меч, если кровь, струящаяся в моих жилах, хоть на миг остановит свой бег [149] …
С каждым словом древней Песни Сердца лицо леди Этерии становилось все бледнее и бледнее, а когда Неддар выдохнул финальное «У-уэй!!!», сравнялось цветом с выбеленными простынями.
И в этот момент Неддар, вглядывавшийся в ее глаза и пытавшийся почувствовать ее мысли, вдруг понял, что все его надежды на ее Любовь — лишь насмешливый шепот Хэль.
Прокусив губу и с запозданием почувствовав вкус собственной крови, он сгорбил плечи и обессиленно опустил клинок. Потом вздохнул, поднялся на ноги и замер, ощутив прикосновение к своей руке:
— Неддар?
— Да, Этерия? — закрыв глаза, обреченно выдохнул король, явственно услышав в ее голосе СОЖАЛЕНИЕ.
— Камран — немой… Я не знаю, как отвечать на твои слова…
— Да ответь хоть как-нибудь!!!
— Это будет… неправильно… — еле слышно прошептала баронесса.
«Правильно, неправильно — какая теперь разница?» — подумал король и, услышав скрип кресла, сделал шаг назад.
Тихонечко прошелестело платье, звонко цокнул каблучок, потом его губы обжег робкий и до безумия короткий поцелуй, а душу — искренняя, полная надежды, просьба:
— Неддар! Помоги мне ответить правильно!!!
Поняв, что баронесса все-таки услышала его Песнь, Неддар мгновенно открыл глаза, расплылся в счастливой улыбке и торопливо вложил кинжал в руку своей возлюбленной:
— Чиркни по моей руке, окропи свои губы моей кровью, скажи, что принимаешь мое Слово, мое сердце и мою жизнь, а потом предложи свои…
— И я сразу… стану… считаться твоей женой? — глядя на него расширенными от ужаса глазами, спросила девушка.
— Нет, не женой, а эйди’но’иарой… Э-э-э… благословленной Эйдилией, то есть невестой…
— Тогда… я, баронесса Этерия Кейвази, принимаю твое Слово, твое сердце и твою жизнь!!! И… с радостью отдаю тебе свои! — выдохнула она, резким движением надрезала кожу на его предплечье и, не колеблясь ни мгновения, поцеловала кровоточащую ранку.
Дрожащими руками забрав у нее свой клинок, Неддар коснулся им руки девушки, упал на колени, ощутил вкус ее крови и заорал на весь дворец:
— Кровь от крови твое-е-ей, Ба-а-арс!!!
Следующие полчаса Неддар плавился от счастья, глядя, как его невеста задумчиво крутит на указательном пальце спадающее с него родовое кольцо Латирданов. Каждое прикосновение к ободку или печатке заставляло чаще биться сердце, а взгляд на правый мизинец [150] баронессы вызывал безумное желание ускорить бег времени.