— Согласно показаниям свидетелей, в момент начала боя противники Бездушного находились в состоянии опьянения. Однако, учитывая их пятикратное превосходство в количестве и то, что каждый из них обучался владению мечом с раннего детства, бой должен был быть очень плотным и вязким. Выйти из него живым и без единой царапины Кром по прозвищу Меченый мог только в том случае, если он владеет посохом на уровне Мастера. Учитывая то, что Мастера Боя никогда не делают лишних движений, можно утверждать, что простолюдин, не имеющий права на меч, намеренно использовал клинок противника для убийства.
«Дятел» набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но Молния жестом показал, что еще не закончил:
— Ваше величество! Ваша светлость! Ваша милость! Прошу прощения, но я считаю, что человек, вступивший в бой с пятью вооруженными НАСИЛЬНИКАМИ, заслуживает не казни, а награды!
— Я тебя услышал… — жестом заткнув промямлившего что-то судью, бесстрастно сказал король. — Но я — такой же зритель, как и все остальные. А приговор выносит Суд!
Опросив еще пяток свидетелей, мэтр Шайгер повернулся к начальнику Тайной службы и поклонился:
— По этой Строке обвинения у меня все. Если защитнику есть что сказать, то я на время замолкаю.
— По этой Строке обвинения мне сказать нечего, — поднявшись со своего места, глухо пробормотал мэтр Сезар. — Мой подзащитный полностью признал свою вину.
— Что ж, тогда я перехожу к рассмотрению второй Строки обвинения и приглашаю на Помост Истины Тайяру Лосиху, прачку из замка Атерн…
Не успел он договорить, как из группы простолюдинов, стоящих рядом с черной дверью, вытолкнули дебелую девицу лиственей эдак семнадцати.
Увидев, что на нее смотрят не только все собравшиеся в зале дворяне, но и сам король, молодуха настолько перепугалась, что потеряла сознание. Впрочем, ненадолго — подскочившие к ней «вороны» быстренько ткнули ей под нос нюхательной соли, а потом, поддерживая под локоть, подняли на Помост.
— Бояться тут нечего… — дав ей время прийти в себя, проговорил король. — Ты — под охраной Закона…
— Он обещал лишить Посмертия, сир! — трясясь, как листок на ветру, прошептала девица. — И меня, и моего ребенка…
Я закрыл глаза и криво усмехнулся: да, мэтр Шайгер ел свой хлеб не зря — он умудрился найти и приволочь в Аверон единственного обитателя замка Атерн, который мог подтвердить ту чушь, которую я ему рассказал!!!
Картина похищения, нарисованная Лосихой, ужасала. Еще бы — по ее словам, я — чудовище, вооруженное до зубов и покрытое кровью с ног до головы, — улучив момент, прокрался на задворки замка, дождался, пока из черной двери донжона выглянет несчастная прачка, схватил ее за руку и начал выпытывать Страшные Тайны Рода Атерн!
— …Я сопротивлялась, ваша милость!!! — со слезами на глазах глядя на баронессу д’Атерн, твердила девица. — Но когда он понял, что я не скажу ни слова, он… — Она всхлипнула и закрыла лицо руками. — Он сказал, что лишит Посмертия моего ребенка-а-а…
Зал потрясенно молчал. Весь, включая членов Внутреннего Круга и королевского судью. И слушал, как рыдает девица, сгорающая от стыда и страха.
Следующие свидетели постепенно усиливали впечатление от ее рассказа: один из чудом выживших защитников замка — одноногий и одноглазый мальчишка лиственей десяти, — с ненавистью глядя на меня, рассказал, что видел, как Бездушный, то есть я, бежал по стене замка с баронессой на плече; купец из Меллора, тот, к которому нас привел Серый, то краснея, то бледнея, признался, что был вынужден бесплатно отдать мне неимоверное количество всяких товаров, так как был до смерти запуган — видите ли, «слуга Бездушного», который меня к нему привел, обещал лишить его жизни. А охотник из какой-то Раздергаевки, вышедший проверить силки ни свет ни заря, описал, с каким зверским выражением на лице я тащил бессознательную баронессу…
Свидетелей, льющих воду на мельницу мэтра Шайгера, было человек двадцать. Купцы, приказчики, прачки, хозяева постоялых дворов, в которых мы останавливались, подавальщицы, конюхи и даже нищие. Правильно построенная последовательность их появления на Помосте Истины и умело расставленные акценты постепенно делали из меня нечто, в разы превосходящее по злобности и кровожадности самого Двуликого! Не знаю, как остальные присутствующие, а я к концу выступления последнего свидетеля начал всерьез задумываться о причинах, помешавших мне-чудовищу выпить души сразу всех жителей Горгота.
Кстати, об этом задумался не только я — мэтр Сезар, внимательно вслушивающийся в каждое слово, сказанное с помоста, несколько раз презрительно морщился. А когда «дятел», заметивший очередную гримасу, поинтересовался, чем вызвана эта усмешка, в сердцах бросил:
— У меня такое ощущение, что они рассказывают не о Бездушном, а о самом Боге-Отступнике!
Мэтр Шайгер изобразил отвращающий знак и скорбно процитировал Изумрудную Скрижаль:
«В каждом Бездушном живет частичка Двуликого. У тех, кто только-только встал на путь служения Богу-Отступнику, она маленькая, чуть больше пшеничного зернышка. Бездушные, прошедшие половину Пути, несут в себе частичку с кулак ребенка. А самые сильные и преданные превращаются в один большой сосуд под божественную сущность и иногда принимают в себя своего Хозяина. Понять, что в Бездушного вселился Бог-Отступник, несложно: в такие моменты у него стекленеет взгляд, движения приобретают божественную мощь и скорость, а Посох Тьмы превращается в размытый диск, каждое касание которого ввергает жертву в бездну невыносимых мук…»
Устоять перед таким аргументом защитник не смог — махнул рукой, сел и молчал до того самого момента, когда Огарок поинтересовался, хочет ли он что-нибудь добавить к этой Строке обвинения…
Сезар ответил, что нет, и Шайгер, состроив на лице еще более скорбную гримасу, повернулся к королю:
— Ваше величество! Согласно Строке двадцать второй двадцатого Слова, в случае, если у Обвинения достаточно доказательств для признания обвиняемого виновным в совершении преступления против короны, в убийстве или похищении дворянина, а также насилии над детьми, Суд имеет право не опрашивать свидетелей, чьи показания… — он опустил взгляд и развел руки, — способны… э-э-э… кому-нибудь навредить…
Видимо, большинство собравшихся в Зале Справедливости знали более точную формулировку этой Строки, так как, выслушав трактовку «дятла», мужчины начали глумливо улыбаться, а женщины — презрительно морщиться или брезгливо фыркать.
Увидев такую реакцию на слова обвинителя, Вейнарский Лев гневно сверкнул глазами:
— Для тех, кому смешно: представьте на месте леди Мэйнарии свою мать, жену или дочь, а потом попробуйте улыбнуться еще раз!
Выражения лиц большей части присутствующих сразу же изменились — вместо нетерпения на них появилось сочувствие. А во взглядах — сожаление о том, что им не удастся посмаковать подробности изнасилования…
Поняв, что его подданные жаждут только зрелищ, король в сердцах врезал кулаком по подлокотнику, откинулся на спинку кресла и коротко кивнул Арзаю…