– Да, останови, братец, пожалуйста, – попросила Мура, не глядя на сестру.
Обычный особняк, есть в Петербурге и побогаче. В нем явно никто не живет. Никаких признаков жизни. Каково ж было их удивление, когда парадная дверь открылась и на крыльце показался человек в темной шинели и в фуражке. Человек спустился по ступеням крыльца и направился к воротам – он явно заинтересовался нежданными посетителями. Мура спрыгнула на тротуар. Обитатель особняка, пожилой мужчина лет тридцати пяти, внимательно осмотрел Муру и вежливо спросил:
– Что вам угодно, барышня? Хозяев нет.
– Мы, любезный, просто проезжали мимо. И остановились посмотреть на это архитектурное чудо.
Человек скривился и перевел взгляд на Брунгильду, Мура тоже обернулась. Брун-гильда сидела как-то необычно, вполоборота к говорящим, изящно положив вынутую из муфты правую руку на боковую стенку, взгляд ее, немного отуманенный, скользил поверх голов Муры и ее собеседника. Отметив про себя, что рука у Брунгильды – от плеча до безвольно упавшей кисти в перчатке – красоты необыкновенной, Мура вновь обратила взор к человеку за оградой. Его лицо изменилось, расправились складки лба и щек, высвети лись странным светом серые глаза. «Вот она, волшебная сила настоящей женщины, ее неотразимые чары!» – вздохнула про себя Мура.
– Неужели только вы остались в этом огромном доме? Один-одинешенек? – спросила ласково Мура.
– Мне не привыкать, барышня, такая у меня служба, – ответил странный сторож и снова перевел взгляд на Брунгильду.
Мура еще раз обернулась и только тут поняла, что происходило за ее спиной: там непонятным образом оживала прямо на глазах знаменитая картина Крамского «Неизвестная» – чудесная женщина слегка повела головой, ее отрешенный взгляд упал на человека за оградой, и она чуть улыбнулась.
Мура повернулась к ограде: странный сторож, явно смущенный, с трудом оторвал взгляд от Брунгильды и сказал:
– Не жалейте меня, барышня, я не совсем один в этом доме. Там еще есть попугай.
– Попугай? – всплеснула руками Мура. – Откуда? Зачем он вам?
– Он мне не нужен, но живую тварь не могу выбросить на мороз. Зима. Вот и хозяева, уезжая, побоялись вести ее в дальние края – не выжила бы заморская птица.
Человек за оградой снова перевел взгляд на Брунгильду, по-прежнему загадочно улыбающуюся и время от времени вскидывающую роскошные ресницы, и, осмелев, предложил:
– Может быть, барышням угодно взять с собой птичку – она красивая.
– Да, я хочу, чтобы у меня был попугай, – произнесла кокетливо Мура, стараясь копировать сестру. Но сторож не обратил на ее попытки никакого внимания.
– Друг мой, – неожиданно разомкнула уста Брунгильда, и ее чарующе музыкальный голос поразил сестру, – мы были бы рады принять от вас такой подарок.
Сторож расплылся в улыбке и поклонился.
– Я готов показать вам эту птицу, я даже не знаю, чем ее кормить, только воду наливаю, – обратился он к Брунгильде через голову Муры.
Брунгильда не пошевелилась. Зато Мура как можно вкрадчивее предложила:
– Я, я, если вы не возражаете, посмотрю на птицу. Если она еще жива, мы возьмем ее непременно.
Сторож повел Муру к крыльцу, время от времени оборачиваясь на оставшуюся в коляске Брунгильду, – красавица молча улыбалась, и только немного спустя до Муры донесся ее звучный голос:
– Побыстрее, душа моя! Не задерживайся.
Мура помахала с крыльца рукой сестре и вступила в темный холл. На столике слева горела свеча – направо уходила широкая лестница. Поколебавшись с минуту, странный сторож сказал Муре:
– Возьмите подсвечник, хотя наверху довольно светло. На всякий случай. Подниметесь по лестнице, направо пройдете через две двери и увидите слева вход в кабинете князя. Там, слева от письменного стола, на полке – клетка с попугаем. На нее наброшен кусок черной ткани. Прошу прощения, но сопровождать вас не могу. Не имею права оставить свой пост.
Человек поклонился и остался смотреть, как Мура поднимается по лестнице, но когда она скрылась за поворотом, сторож вышел из дома и устремился к стоящей у ворот коляске. Какой там к черту попугай, если такая необыкновенная птица, такая изумительная красавица осчастливила его своей неземной улыбкой и благосклонным взглядом!
Мура тем временем оказалась в кабинете князя Ордынского. Свечи ей не пригодились, она их погасила. В кабинете, несмотря на зашторенные окна, было достаточно светло. Мура остановилась посреди кабинета, осмотрелась. Клетка стояла там, где и сказал сторож. Всюду следы поспешного отъезда – мебель сдвинута, книги валяются на полу. Мура подошла к подоконнику и взяла в руки тяжелый кожаный том с темными металлическими уголками. «Оповедь» – прочитала она, пролистала несколько шершавых желтых страниц и положила книгу на место. Она еще раз обвела взглядом кабинет и увидела на противоположной стене икону – Богоматерь с младенцем. Ей почему-то захотелось дотронуться до этой иконы. Она сняла перчатки и положила их поверх «Оповеди». Обогнув стол, она мимоходом приподняла ткань, укрывавшую попугая, увидела, как он встрепенулся, и тут же опустила ткань. Потом приблизилась к иконе, встала на цыпочки и провела правой рукой по темному серебряному окладу – необыкновенное чувство владело ей, необъяснимый прилив нежности. И выразить его можно было, не боясь чужих глаз, – чувствуя ладонью прохладу металла, окружающего божественный лик.
Тут Мура вдруг услышала странный звук, скорее скрип, отдернула руку и отскочила, наткнувшись на письменный стол. Скрип не прекращался, и Мура с ужасом смотрела, как изображение Богоматери с младенцем вместе с окладом стало медленно съезжать вниз, а за ним в углублении ковчежца стало выступать что-то другое. Сначала синее небо с вершинами елей и небольшой храм на круглой горке, потом полукруг золотого нимба, а потом и юное мужское лицо. Наконец вся картина открылась целиком, движение и скрип прекратились. Мура, ни жива ни мертва, сделала шаг вперед, чтобы рассмотреть таинственное изображение. На голове прекрасного юноши сияла корона. На куполе храма сверкали крест и месяц. Вокруг нимба шли алой краской выписанные слова: «ЦАРЬ ВСЕЯ РУСИ ВАСИЛИЙ СМИРЕННЫЙ, СВЯТОЙ ФЕОДОР БОРИСОВИЧ».
Мура оглянулась на дверь кабинета, прислушалась. В доме стояла полная тишина. В этой тишине она ощущала, как колотится ее сердце, как нарастает в душе страх, как пыльный всеми покинутый кабинет становится все более зловещим и опасным. Она не знала, как ей дальше быть, – перевела дух и решила как можно скорее уходить отсюда. Она взяла клетку с попугаем, захлопавшим крыльями, подбежала к подоконнику, схватила перчатки, сунула их в карман и, забрав подсвечник, быстрым шагом устремилась вниз.
В холле у дверей никого не было. Мура отдышалась, поставила подсвечник на столик, поглядела в зеркало. И медленно открыла дверь на улицу.
Брунгильда, увидев ее на крыльце, замахала рукой. Беседовавший с ней сторож благожелательно смотрел на приближающуюся Муру.