Барышня обещала стать красавицей. Клим Кириллович вздохнул и перевел взор на хрупкую Брунгильду, а затем – на хозяйку дома. Благодарю вас, Елизавета Викентьевна, с удовольствием. Но Мария Николаевна не смутила меня, – галантно продолжил доктор, – потому что здесь все правда, кроме одного. Визит к вам для меня всегда событие – и всегда приятное. Но сегодня это событие уже второе.
– А первое? Что за первое событие? Доктор, пожалуйста, не томите. Рассказывайте скорее. Наверное, что-нибудь таинственное?
Мура захлопала в ладоши, несмотря на укоризненный взгляд старшей сестры, и даже затопала туфельками по полу.
– Таинственного в моем приключении, кажется, немного. И приятным его не назовешь. Но все-таки оно необычное.
Пока готовилось чаепитие за традиционным самоваром, доктор Коровкин поведал о своем ночном приключении. Появления тихой горничной Глаши, бесшумно вносившей в комнату Кипящий самовар, чашки, печенье и конфеты, не нарушали хода беседы.
– А вы утверждаете, что нет ничего таинственного, – выслушав рассказ, Мура, после недолгого молчания, заговорила полушепотом. – Да как же так? В рождественских яслях находился настоящий младенец, мальчик. А вдруг это и вправду второе пришествие Христа?
– Ну что ты, милая Маша, – грациозно повернула голову к сестре Брунгильда, взгляд под ресницами-опахалами стал задумчив и грустен. – Сын Божий не умер бы прямо в яслях.
Доктор Коровкин невольно залюбовался точеным профилем Брунгильды, девушка казалась ему существом на редкость одухотворенным. Как выверены и точны ее движения, жесты! Минимум необходимых движений и есть, наверное, грация, мелькнула мысль в сознании Клима Кирилловича.
– Понимаете, – извиняющимся тоном произнес доктор, глянув на посерьезневшую Елизавету Викентьевну и, уже досадуя на себя, что заговорил о мрачном событии, продолжил: – Все так нагнеталось одно к другому: и тетушка Полина весь день ждала неприятностей, твердила, что что-то произойдет, я чувствовал некоторое беспокойство – как легкую паутину какую-то. Потом первая рождественская звезда на небе явилась, клянусь, ни в прошлом, ни в позапрошлом году никакой звезды не видел, небо петербургское в декабре всегда заволакивает тучами, непробиваемыми тучами. А тут...
– А где сейчас младенец? – поинтересовалась Мура.
– Я не знаю, скорее всего в полицейском участке или уже в морге. Я дал следователю заключение о смерти младенца. Хотя...
– Что? Что? Говорите же скорее? Я чувствую, вы что-то недоговариваете! – вскричала Мура.
– Дочка, успокойся, ты и так слишком много внимания уделяешь всяким суевериям и вздорным книжкам. Ничего сверхъестественного не произошло. Скушай лучше пирожное, вот этот ширхановский марципанчик очень вкусный. – Профессор оставался совершенно равнодушным к истории с младенцем.
Протягивая машинально руку к соблазнительному марципанчику, Мура обиженно пробормотала, что многие солидные люди относятся к мистическим знамениям очень серьезно.
– Окончить гимназию – еще не значит стать взрослой, ангел мой, – успокоил насупившуюся Муру профессор. – Я тебя очень люблю и беспокоюсь о твоем будущем.
– Мы все тебя очень любим, – поддержала отца Брунгильда, – но дорогой доктор, кажется, не договорил фразу...
– Да. – Доктор опустил голову и отставил чашку с остатками чая. Он искренне раскаивался, что затеял этот разговор, но остановиться не мог, барышни провоцировали его на продолжение беседы. – Да, хотя... вы знаете, я и тогда не вполне был уверен и сейчас опять сомневаюсь – не поторопился ли я с заключением? Вы же знакомы, Николай Николаевич, с исследованиями европейского светила, доктора Дантека, в которых он утверждает, что смерть и глубокий обморок по сути одно и то же?
– Дорогой Клим Кириллович, – строго сказал профессор, – не убеждайте всех нас и себя в первую очередь, что вы могли совершить врачебную ошибку. Вы достаточно опытный и ответственный врач А исследования Дантека – всего лишь гипотеза, пока не подтвержденная наукой. – Тут Николай Николаевич хмыкнул и недоуменно добавил: – Но кому же понадобилась подбрасывать младенца в ширхановскую булочную, да еще в рождественскую ночь? Если Ширханов и впрямь набирает силу, – профессор повернул свою массивную кудлатую голову к жене, – могли и конкуренты постараться скомпрометировать таким диким способом. Экономическая борьба – штука суровая. А может, и управляющий кому-нибудь насолил.
– Ничего плохого про самих хозяев я не слышал, да и минувшей ночью они произвели на меня впечатление людей очень порядочных.
Разве что кто-нибудь хочет занять место управляющего? Такое тоже исключать нельзя. – Новый поток версий заставил Клима Кирилловича второй раз за этот день задуматься о причинах истории, которую он первоначально склонялся расценивать как банальную. – Но при чем тут чей-то ребенок? Нет, меня все-таки что-то во всем этом беспокоит...
– Такой специалист, как вы, – успокаивала Клима Кирилловича Елизавета Викентьев-на, расправив нахмуренные было брови, – да еще в святую рождественскую ночь – ошибиться не мог. Не укоряйте себя, не беспокойте. Несчастный младенец, конечно же, умер. Он просто замерз. Увы! – продолжила она. – Общество нетерпимо к женщинам, презревшим его законы, и положение женщины, родившей ребенка вне брака, да еще необеспеченной, крайне тяжелое. Иногда поиск выхода у таких женщин приобретает весьма жестокие формы. – Елизавета Викентьевна явно не поддерживала экономические версии, выдвинутые мужем. Некоторое разногласие в оценках в семье допускалось. И, слегка повернувшись к дочерям, она добавила: – Осуждая подобных женщин, общество защищает семью, и оно тоже право, только в семье можно воспитать полноценного ребенка.
Покорный облик немного смущенной Брунгильды давал основание предполагать, что материнская тирада об оступившихся женщинах произвела на нее нужное впечатление.
– Милый доктор, – всхлипнула неожиданно Мура, – я прошу вас – если вы, действительно, нас любите и уважаете, – узнайте, где погребен этот крошка. Я думаю, на его могилке должны происходить чудесные явления. Может быть, она способна исцелять бедных больных... Я бы хотела посетить могилку. Доктор, ну, пожалуйста. – И обведя присутствующих округлившимися глазами, таинственным шепотом добавила: – Мне сегодня ночью снились вспыхивающие и гаснущие звезды, значит, надо ждать загадочных событий и перемен.
– Будут, будут перемены, – насмешливо хмыкнул Николай Николаевич. – Вот поедете на бал в Благородное собрание, все мистические шутки забудете.
И, окончательно уходя от уже вроде бы исчерпанной темы, хозяева и гость заговорили о планах на две ближайшие недели: о костюмах для маскарада в Благородном собрании, об открытии новой выставки картин в Академии художеств, вызывающей много толков в обществе, посетить ее следовало непременно. Семья Муромцевых готовилась на святках побывать в Александринке, на бенефисе Варламова в спектакле «Снегурочка». Кроме того, Брунгильду – она готовилась поступить в Консерваторию и стать виртуозкой – волновало, успеют ли они найти время для посещения концерта камерной музыки, замечательного пианиста Л. Концерт интересовал ее явно больше, чем подброшенные младенцы. Разговор переходил в более подобающее рождественскому празднику русло. Договорились и о том, что через три дня Клим Кириллович на правах старинного друга дома отвезет барышень в Юсуповский сад, где «Общество любителей бега на коньках» готовило традиционную Рождественскую елку. Ассистент Николая Николаевича, Прынцаев, входящий в организационный комитет по подготовке праздника, прислал Муромцевым пригласительные билеты и на репетицию, и на сам праздник, намеченный на 1 января. Святочная программа развлечений вообще складывалась удачно.