— Этот парень читает газету, — заметил я, — а мы стоим посреди стоянки и тратим время. Пошли.
Коди медленно повернулся и посмотрел на меня, на его лице изумление смешивалось с раздражением. Я покачал головой и показал на здание больницы. Дети обменялись своими фирменными взглядами и посмотрели на меня с выражением, говорившим, что они разочарованы, но не удивлены моим недостойным поведением. Потом они одновременно повернулись и пошли к двери больницы. Коди три раза оборачивался посмотреть на машину. Взглянул на нее и я, но там не было ничего особенного, кроме человека с газетой, и в конце концов мы вошли внутрь.
Декстер — человек слова, и я повел их прямо к торговому автомату за обещанной шоколадкой. Но они опять погрузились в угрюмое молчание, глядя на автомат как на орудие пыток. Я начинал терять терпение — еще одно подлинно человеческое чувство. Теперь мне довелось испытать уже два, и я не могу сказать, что в данный момент это меня радовало.
— Ну, — предложил я, — выбирайте.
— Но мы ничего не хотим, — ответила Эстор.
— Лучше остаться голодными?
— Лучше пицца, — мягко сказал Коди.
Я почувствовал, как у меня начинают ходить желваки на скулах, но взял себя в руки и поинтересовался:
— Вы видите пиццу в этом автомате?
— Мама говорит, что слитком много сладкого приводит к диабету, — упиралась Эстор.
— А слишком много пиццы повышает уровень холестерина, — проговорил я сквозь сжатые зубы. — А немного поголодать пойдет вам на пользу, так что забудем о шоколадках и пойдем наверх. — Я протянул им руки и наполовину повернулся к лифту. — Ну же!
Эстор раздумывала, слегка приоткрыв рот, и мы постояли еще несколько долгих секунд. Наконец Коди сказал:
— «Кит-кат».
Молчание было нарушено. Я купил Коди его «Кит-кат», Эстор выбрала «Трех мушкетеров», и наконец после этой сцены, такой же долгой и болезненной, как полостная операция. мы вошли в лифт и направились к Лили-Энн.
Ло палаты Риты мы дошли, не произнеся ни слова о пицце и диабете, и это можно было рассматривать как чудо. В силу обычного человеческого оптимизма я полагал, что мы без приключений пройдем в дверь и окажемся перед Лили-Энн. Но Эстор встала перед дверью как вкопанная, и Коди плавно остановился вслед за ней.
— А что, если она нам не понравится? — спросила Эстор.
Я моргнул. Откуда это могло взяться?
— Как она может вам не понравиться? — изумился я. — Она чудесный младенец. Она ваша сестра.
— Наполовину сестра, — тихим голосом заметил Коди.
— У Дженни Баумгартен есть младшая сестра, и они постоянно дерутся, — сказала Эстор.
— Но вы не будете с ней драться. — Я пришел в ужас от этой мысли. — Она еще совсем маленькая.
— Я не люблю младенцев, — заявила Эстор, лицо которой принимало все более упрямое выражение.
— Этого полюбишь, — сказал я, и сам удивился своему приказному тону.
Эстор неуверенно посмотрела на меня, потом на своего брата. Воспользовавшись их замешательством, я скомандовал:
— Входите.
И, положив им обоим руки на плечи, втолкнул в дверь.
Картина не слишком изменилась за время моего отсутствия — это все еще была «Мадонна с Младенцем», на которой Лили-Энн лежала на груди у матери, придерживавшей ее рукой. Кода мы вошли, Рита открыла глаза и улыбнулась, а Лили-Энн слегка пошевелилась, но не проснулась.
— Познакомьтесь с сестрой, — сказала Рита.
— Вы оба только об этом и говорите, — ответила Эстор. Она продолжала стоять с капризным видом, пока Коди не оттолкнул ее и не подошел к кровати. Его голова оказалась на одном уровне с головой Лили-Энн, и он долго разглядывал ее с заметным интересом.
Эстор подошла поближе, казалось, больше интересуясь реакцией Коди, чем тем, кто ее вызвал. Мы наблюдали, как Коди вытянул палец и коснулся крошечного кулачка Лили-Энн.
— Мягкая, — сказал Коди и осторожно погладил ее по руке. Лили-Энн разжала кулак, и он позволил ей ухватить его за палец. Она сжала его, и, к удивлению всех присутствующих, Коди улыбнулся.
— Она меня поймала, — заметил он.
— Я хочу попробовать, — попросила Эстор и попыталась обойти его, чтобы попасть поближе к ребенку.
— Подожди своей очереди, — возразил он, и Эстор отошла назад, где подпрыгивала от нетерпения, пока Коди наконец не отнял у Лили-Энн свой палец и не пропустил ее. Эстор сразу же попыталась повторить то, что проделал Коди, и тоже улыбнулась, когда Лили-Энн схватила ее за палец. Следующие пятнадцать минут они по очереди играли в эту новую игру.
И целых полчаса мы не слышали ни слова о пицце.
Мне было очень приятно наблюдать, как трое детей — мои трое детей — сближаются. Но любой ребенок скажет вам, что, если вы наслаждаетесь жизнью в присутствии взрослых, окончание веселья — это только вопрос времени. И Рита, как единственный действительно взрослый человек в помещении, оправдала это утверждение. Где-то через полчаса она посмотрела на часы и произнесла ужасные слова:
— Ну хорошо. Вам завтра в школу.
Коди и Эстор обменялись красноречивыми взглядами, говорившим очень много без помощи звуков.
— Но, мама, — сказала Эстор, — мы играем с нашей новой сестренкой. — Она произнесла эту фразу так, будто она являлась непререкаемой цитатой и Рита не должна была возражать. Но Рита оказалась опытным игроком и только покачала головой.
— Вы можете поиграть с Лили-Энн завтра, — заметила она. — А сейчас Деке… папа должен отвезти вас домой и уложить в кровать.
Они оба посмотрели на меня так, словно я их предал. Я пожал плечами:
— По крайней мере там есть пицца.
Дети покидали больницу почти с такой же неохотой, с какой пришли, но у меня все же как-то получилось довести их до двери и усадить в машину. Вместо того чтобы вновь переживать ужасы предыдущего пути и падать в обморок от испарений пиццы, окутывавших город, я разрешил Эстор воспользоваться моим телефоном и заказать пиццу на дом. Едва мы приехали домой, как нам ее доставили. Коди и Эстор набросились на нее так, словно не ели месяц, а я счел себя счастливчиком, когда мне удалось урвать пару кусочков, не потеряв руку.
После еды мы смотрели телевизор, пока не пришло время идти спать, а затем предались знакомым ритуалам чистки зубов, надевания пижам и укладывания в постель. Было странно мне самому проводить эту церемонию. Я часто наблюдал за ней, но Верховной Жрицей Времени-Идти-Спать всегда оставалась Рита, и я испытывал глупый страх сделать что-то не так. Я вспомнил, как Рита в больнице, оговорившись, назвала меня «Декс-папочка». Я действительно теперь был папочкой Дексом, и все это стало моей обязанностью. Скоро я буду проделывать то же самое с Лили-Энн, проводя ее с братом и сестрой между предательскими мелями ночи к безопасной гавани кровати. Странно, но эта мысль показалась мне приятной. Честно говоря, она поддерживала меня все время, пока я не уложил Эстор и Коди и не потянулся к выключателю.