Пожалуй, неверно будет сказать, что она задела мои чувства — я практически уверен, что никаких чувств у меня нет, — но эти слова прозвучали болезненно несправедливо.
— Я бы не стал тебя обманывать.
— Ты мне врал всю жизнь! Все эти годы, пока не рассказывал, кто ты есть!
Я знаком с философией «Нью-эйдж» и все такое, однако бывают минуты, когда вмешательство реальности попросту необходимо, и мы, похоже, достигли именно такой точки.
— Ладно, Дебс. А что бы ты сделала, если б узнала, какой я?
— Я не знаю… Я до сих пор не знаю…
— Вот видишь.
— Но должна же я что-то сделать!
— Почему?
— Потому что ты людей убивал, черт возьми! — воскликнула она.
Я пожал плечами:
— Ничего не поделаешь. К тому же все они этого заслуживали.
— Но так нельзя!
— Папа так хотел, — заявил я.
Мимо нашей машины прошла стайка школьников. Дети посмотрели на нас, один из ребят что-то сказал остальным, и все засмеялись.
«Смотрите, муж с женой ругаются! Спать ему сегодня на коврике у двери, ха-ха!»
Если я не сумею убедить сестру, что все идет как задумано, все правильно, все так на веки вечные… то спать мне нынче в тюремной камере.
— Дебс, папа все устроил именно так. Он понимал, что делал.
— Точно понимал? — вскинулась она. — Или ты все это выдумываешь? И даже пусть он сам все так задумал… имел ли он право? Или оказался лишь очередным усталым, недовольным копом?
— Ведь это же Гарри, — напомнил я. — Твой отец. Конечно, он все делал правильно!
— Мне этого мало! — заупрямилась она.
— К сожалению, другого не будет.
Сестра отвернулась и наконец-то перестала лупить по рулю. Зато умолкла так надолго, что лучше бы уж лупила.
— Не знаю, — в конце концов прошептала она. — Просто не знаю…
Вот так. Несладко ей приходилось. Как поступить со сводным братом-убийцей? Человек он симпатичный, не забывает про дни рождения, дарит классные подарки; полезный член общества, трудолюбивый и здравомыслящий… а если иногда и прикончит плохого парня, так ли уж это ужасно?
С другой стороны, люди ее профессии подобного поведения не одобряют. И строго говоря, сама ее работа заключалась в том, чтобы ловить подобных мне и отправлять на уготовленный специально для такого случая электрический стул.
Я снова окликнул сестру:
— Дебс, я понимаю, как тебе сложно…
— Сложно! — повторила она. По ее щеке скатилась слезинка, хотя Дебс не плакала и даже не всхлипывала.
— Наверное, он не хотел, чтоб ты узнала. Я не должен был тебе рассказывать. Но…
Вспомнилось, как я нашел сестру тогда… Она была привязана к столу, а над ней возвышался мой родной — генетически родной — брат, и в каждой его руке было по ножу — для него и меня. А я не мог убить ее, никак не мог… даже ради родного брата, единственного человека в целом мире, который понимал меня, который принимал меня таким, какой я есть…
— Что за черт! — сказала Дебора. — Поразительно, о чем только папа думал?!
Н-да, поразительно. Впрочем, не более поразительно, чем то, во что люди порой верят, или почему мы не летаем как птицы. Это все размышления одного порядка.
— Нам теперь не узнать, о чем он думал, — отозвался я. — Мы только знаем, что он делал.
— Вот дерьмо.
— Может, и так. И что ты сделаешь?
Она так и не посмотрела в мою сторону.
— Не знаю… но что-то делать нужно…
Мы еще долго сидели в тишине, говорить больше было не о чем. Потом она завела машину и выехала на шоссе.
Да уж, мало что способно так эффективно прервать беседу, как неожиданная новость: собственная сестра всерьез думает арестовать меня за убийство; даже мое легендарное остроумие не сумело подсказать достойный ответ. Так что мы в молчании свернули со скоростной автострады и въехали в «Дизайн дистрикт».
В тишине дорога показалась мне очень долгой.
Дебора сидела, погруженная в мысли: должно быть, раздумывала, воспользоваться ли своими специальными, хорошими наручниками или запасной дешевкой из перчаточного отделения. Во всяком случае, она смотрела прямо перед собой и механически крутила руль.
Адрес мы нашли довольно быстро. Какое облегчение! Наши нарочитые взгляды мимо друг друга и молчание уже начинали действовать мне на нервы.
Дебора подъехала к похожему на склад зданию на Сороковой Северо-западной улице и остановилась, поставив машину на ручной тормоз. По-прежнему не глядя на меня, заглушила двигатель, чуть помедлила, потом тряхнула головой и вышла.
Наверное, ждала, что я пойду за ней следом, как обычно, — нескладная тень малышки Дебс. Однако у меня ведь есть хоть капля гордости, в самом-то деле! Раз она так ведет себя со мной по самому ничтожному поводу — из-за какой-то парочки убийств, совершенных в свободное время! — неужто я стану помогать ей разбираться с трупами? Понимаете, я не жду справедливости (никакой справедливости на свете нет), но вот это, по-моему, уже переходит всякие границы.
В общем, я остался сидеть в машине и даже не посмотрел, как Дебора направилась к дверям дома и нажала на кнопку звонка. Лишь краешком глаза, совершенно не любопытствуя, я заметил, как дверь открывается, и практически случайно ухватил банальную подробность: Дебора показывала свой жетон. Так и получилось, что, пока сидел в машине, отвернувшись в другую сторону, я со своего места никак не мог бы разглядеть: то ли человек ее ударил и она упала, то ли он ее попросту толкнул, а сам скрылся в глубине дома. Потом, разумеется, я опять слегка заинтересовался происходящим и увидел: Дебора с трудом приподнялась на колено, снова упала и больше не двигалась.
Все обиды на сестру сняло как рукой; я пулей выскочил из машины и помчался к дому.
И еще подбегая, разглядел, что в боку у Деборы торчит нож! Даже притормозил на секунду, охваченный ужасом. На земле расплывалась кровь… мне почудилось, что я снова там, в гигантском холодильнике, вместе с Бини, моим братцем… на полу густое, липкое и красное, а мне не двинуться с места, даже не вздохнуть от ужаса. Но тут дверь дома распахнулась, и из нее снова высунулся тот человек, который ранил Дебору. Увидел меня, присел на корточки, потянулся к рукоятке ножа… В ушах у меня зашумело, засвистело от страшного ветра… нет, не ветра, от рыка Темного Пассажира. Он расправил крылья, а я быстро сделал шаг вперед и со всех сил ударил этого парня по голове.
Он рухнул рядом с Деборой, лицом прямо в кровь.
Я опустился на колени, взял сестру за руку. Пульс был сильный, веки ее задрожали, и она прошептала: