— Ближайший родственник, понятно.
— Есть признаки улучшения?
— Ну… Высшая нервная деятельность, похоже, восстанавливается, и рефлексы в норме. Заражения и лихорадки нет, так что можно прогнозировать некоторое улучшение состояния пациентки в ближайшие двадцать четыре часа.
— Это хорошо, — с надеждой сказал я.
— Однако должен вас предостеречь, — возразил он со столь же неубедительным выражением важности и серьезности. — Пациентка перенесла большую кровопотерю, что может привести к необратимым изменениям мозговых функций.
— Пока еще непонятно? — уточнил я.
— Слишком рано судить! — Он энергично покивал. — Именно так.
— Спасибо, доктор, — сказал я и отошел к Чатски, который вжался в угол, чтобы освободить медикам наилучший доступ к Дебс.
— Она поправится! — заявил он мне. — Не бойся, она полностью поправится! Помнишь, я ведь дока Тейделя привез? — Он понизил голос почти до шепота. — Не хочу обидеть здешних докторов, но Тейдель в миллион раз лучше! Он даже меня собрал по кусочку, а мне было куда как хуже, чем ей! — Чатски кивнул на Дебору. — У меня ведь мозг не пострадал!
Вообще-то сомнительно, судя по его безбашенному оптимизму… а впрочем, какая мне разница.
— Ладно, — сказал я. — Тогда загляну попозже. У меня дома кое-что случилось.
— О… — Он нахмурился. — Все живы?
— И здоровы. Скорее я за скаутов волнуюсь!
Конечно, я-то просто хотел пошутить на прощание…
Забавно, насколько точно порой сбываются наши досужие шутки.
Занятия детского клуба, который Рита нашла для Коди, проходили в начальной школе «Золотые озера», в нескольких милях от нашего дома. Мы приехали чуть раньше времени и немного посидели в машине. Коди бесстрастно наблюдал: к школе стайками сбегались дети в голубых форменных рубашках, на вид — его сверстники.
Я не мешал — немного подготовиться полезно нам обоим.
Подъехало еще несколько машин. Мальчуганы в голубых рубашках устремились к зданию, предвкушая встречу, — приятное зрелище для человека с сердцем. Какого-то родителя все это очаровало настолько, что он стоял с камерой и снимал потоки вбегающих и выбегающих из школы мальчишек. Мы же с Коди просто сидели и наблюдали.
— Все одинаковые, — тихонько проговорил Коди.
— Только внешне, — ответил я. — Ты тоже можешь научиться.
Он посмотрел на меня безо всякого выражения.
— Как будто форму надеваешь, — пояснил я. — Из-за внешнего сходства тебя будут считать таким же, как они. Ты тоже так сможешь.
— Зачем? — спросил он.
— Коди, помнишь, мы говорили, как важно казаться обычным человеком?
Он кивнул.
— Научишься играть, как обычные дети. Это часть обучения.
— А другая часть? — спросил он, впервые выказывая хоть какую-то заинтересованность.
Я чувствовал, как он стремится к острой ясности ножа.
— Если с этой справишься как следует, перейдем к другой, — пообещал я.
— На животном?
Я взглянул на мальчика, на холодный блеск голубых детских глаз, и понял: для него возврата нет, для него одна надежда — долгое и трудное формирование.
— Ладно, — сказал я. — Попробуем на животном.
Коди окинул меня еще одним долгим взглядом, потом согласно кивнул, и тогда мы вышли из машины и последовали за остальными детьми в столовую.
Первые несколько минут мальчишки — и одна девочка — шумно носились туда-сюда. Мы с Коди тихонько сидели на миниатюрных пластиковых стульчиках за низеньким столиком. Коди бесстрастно наблюдал, как все вокруг шумят, но не предпринимал никаких попыток вступить в игру. Начнем с этого — тут я кое-чему могу его научить. Он еще слишком юн для имиджа одинокого волка, надо активировать его маскировку.
— Коди?
Мальчик обернулся на мой голос.
— Посмотри на остальных детей.
Он моргнул и покрутил головой, стараясь охватить взглядом всю комнату. С минуту молча наблюдал, потом опять повернулся ко мне и тихо подтвердил:
— Посмотрел.
— Видишь, все бегают и веселятся? Все, кроме тебя? — Да.
— Так ты будешь выделяться, — объяснил я. — Нужно сделать вид, что тебе здесь весело.
— Я не знаю как. — Наш ребенок был сегодня непривычно многословен.
— Учись. Нужно выглядеть как все, иначе…
— Так-так, мальчик, ты чего такой грустный? — раздался зычный голос. Массивный, назойливо дружелюбный мужчина опустился перед нами на корточки.
Незнакомец с трудом вмещался в скаутскую форму, удивительно не сочетающуюся с его волосатыми ногами и огромным животом.
— Ты же не стесняешься нас? — Он широко и страшно ухмыльнулся.
Коди посмотрел на него не мигая, долго-долго, так что ухмылка собеседника слегка выцвела.
— Нет, — наконец ответил мальчик.
— Что ж, хорошо! — Начальник скаутов выпрямился и отступил на шаг назад.
— Он вообще-то не стеснительный, — пояснил я. — Просто сегодня немного устал.
Мужчина осклабился в мою сторону, осмотрел меня с головы до ног и протянул руку:
— Роджер Дойч. Я тут вожатый. Вот пытаюсь со всеми немного познакомиться для начала.
— Декстер Морган, — представился я, пожимая ему руку. — А это Коди.
Дойч протянул свою лапищу Коди:
— Здорово, рад знакомству!
Коди посмотрел на руку, затем на меня; я кивнул, и мальчик всунул свою ладошку в мясистую лапищу.
— Здрасте, — сказал он.
— Итак, — все не унимался Дойч, — почему ты захотел стать скаутом, Коди?
Коди кинул взгляд на меня.
— Тут весело, — мрачно заявил он.
— Отлично! — воскликнул Дойч. — У скаутов всегда весело! И серьезные дела мы тоже делаем. Тут ты узнаешь много нового! Вот чему бы ты особенно хотел научиться?
— Резать животных, — ответил Коди, и я чуть с крошечного стульчика не свалился.
— Коди!
— Нет-нет, ничего страшного, мистер Морган, — возразил Дойч. — Мы часто делаем поделки. Начать можно с мыла, а потом перейдем к резьбе по дереву. — Он подмигнул Коди. — Если вы из-за ножа волнуетесь, мы проследим, чтобы мальчик не порезался.
Наверное, невежливо было бы ответить, что я волнуюсь вовсе не за Коди, не за то, что ножом можно порезаться. Этот ребенок уже прекрасно знал, с какого конца браться за нож, и с ранних лет выказывал особый талант попадать точно в цель. Впрочем, я практически не сомневался, что в скаутах Коди не смогут научить вырезать животных так, как ему хочется, — по крайней мере не на начальных уровнях. Поэтому я просто ответил: