Прощай.

LV

От графини де л'Эсторад к госпоже Гастон

16 июля.

Дорогая Луиза, посылаю это письмо с нарочным, а следом примчусь к тебе сама. Успокойся. Твое последнее письмо показалось мне таким безумным, что я решилась все рассказать Луи: ведь необходимо было спасти тебя от тебя же самой. Мы, как и ты, прибегли к ужасным средствам, но исход наших розысков оказался таким счастливым, что ты, я уверена, одобришь нас. Я унизилась до того, что обратилась к помощи полиции, но это наша тайна: в нее посвящены только префект, мы и ты. Гастон ангел! А дело вот в чем: его брат Луи Гастон служил в торговой компании в Калькутте, разбогател и собирался вернуться во Францию с женой и детьми. Женился он на вдове английского негоцианта, владелице огромного состояния. Десять лет Луи Гастон трудился, чтобы обеспечить себя и нежно любимого брата, которому он ни слова не говорил в письмах о своих затруднениях. Банкротство знаменитого Халмера застало его врасплох. Вдова была разорена, Луи Гастон потерял голову от горя. Он пал духом, и это подточило его здоровье. Он не смог одолеть недуг и умер в Бенгалии, куда отправился в надежде спасти остатки состояния своей бедной жены. Этот благородный капитан еще до несчастья доверил одному банкиру триста тысяч франков, которые тот обещал переправить Мари Гастону, однако этот банкир был связан с Халмером — таким образом, Гастоны лишились последних сбережений. Вдова Луи Гастона — та самая женщина, которую ты приняла за свою соперницу, — приехала в Париж с двумя детьми, твоими племянниками, без единого су. Денег, вырученных за фамильные драгоценности, едва хватило на то, чтобы добраться до Франции. Сведения, которые Луи Гастон сообщил своему банкиру, помогли вдове разыскать прежнюю квартиру твоего мужа. Но Мари Гастон съехал, не оставив адреса, поэтому госпожу Луи Гастон направили к д'Артезу — единственному человеку, который знал, где находится Мари Гастон. Д'Артез с великодушием и щедростью позаботился о молодой женщине; он помнил, как четыре года назад Луи Гастон, в ту пору еще счастливый и богатый, справлялся у него о своем младшем брате. Зная, что они с д'Артезом друзья, капитан спрашивал, как переправить Мари Гастону скопленную для него сумму. Д'Артез ответил, что Мари Гастон женился на баронессе де Макюмер и живет в довольстве. Разве это не трогательно: красота, чудесный дар матери, принесла счастье обоим братьям — и в Индии, и в Париже. Конечно, д'Артез немедленно уведомил твоего мужа о том, в каком бедственном положении оказались вдова и дети Луи Гастона, известил он его и о благородстве, с каким индийский Гастон намеревался помочь Гастону парижскому. Твой милый Гастон, как ты понимаешь, поспешил в Париж. Вот причина его первой отлучки. Те деньги, что ты заставила его принять перед свадьбой, вместе с процентами за пять лет составили пятьдесят тысяч франков; он положил их на имя своих племянников, каждый из них будет получать тысячу двести франков ренты; затем он обставил квартиру, где живет твоя невестка, и обещал выдавать ей каждые три месяца три тысячи франков. Вот почему он так усердно работал для театра, вот почему так радовался успеху своей первой пьесы. Таким образом, госпожа Гастон тебе отнюдь не соперница и по праву носит то же имя, что и ты. Должно быть, Гастон, как человек благородный и щепетильный, скрыл от тебя эту историю, опасаясь твоей щедрости. Твой муж не считает твои деньги своими. Д'Артез прочел мне письмо, которое Гастон написал ему перед свадьбой: муж твой говорит в нем, что был бы совершенно счастлив, если бы не его долги, которые тебе пришлось заплатить, и не разница вашего положения. Есть люди, не знающие, что такое щепетильность и деликатность, но для того, кого природа наделила чистой душой, эти чувства вполне естественны. Нет ничего удивительного в том, что Гастон хотел сам, втайне от тебя обеспечить вдову брата, которая в свое время готова была подарить ему сто тысяч экю из своего собственного состояния. Эта женщина горда, хороша собой и получила прекрасное воспитание; правда, она не блещет умом. Она прежде всего мать; для меня этого было довольно, чтобы полюбить ее с первого взгляда: когда я пришла, она держала одного ребенка на руках, а другой, одетый как маленький лорд, стоял рядом. Все ради детей! — эта мысль сквозила в каждом ее движении. Так что у тебя нет причин сердиться на твоего обожаемого Гастона, напротив, он в полной мере достоин самой страстной любви! Я видела его, он самый очаровательный молодой человек во всем Париже. О да, дорогое дитя, глядя на него, я отлично поняла, что в него можно влюбиться без памяти: лицо его так же прекрасно, как и душа. На твоем месте я пригласила бы вдову с детьми в твою усадьбу, построила для них какой-нибудь хорошенький флигель и любила бы ее детей как своих. Так что успокойся и займись приготовлением этого сюрприза для Гастона.

LVI

От госпожи Гастон к графине де л'Эсторад

Ах, любимая моя Рене, я скажу тебе ужасные, роковые, дерзкие слова, которые безмозглый Лафайет сказал своему повелителю, своему королю: «Слишком поздно!» [124] О, моя жизнь, моя прекрасная жизнь, какой доктор может вернуть мне ее? Я сама обрекла себя на смерть. Увы! Подобно блуждающему огоньку, я угасаю, едва успев сверкнуть. Я плачу в три ручья... а плакать я могу только вдали от него... Он ищет меня, а я бегу его. Я таю мое отчаяние. Данте в своем «Аде» забыл рассказать о моей пытке. Приезжай, я хочу повидать тебя перед смертью.

LVII

От графини де л'Эсторад к графу де л'Эстораду

Шале, 7 августа.

Друг мой, возьми детей и поезжай с ними в Прованс без меня; я остаюсь подле Луизы, дни которой сочтены; я должна быть рядом с ней и ее мужем, который, боюсь, сойдет с ума от горя.

Получив известную тебе короткую записку Луизы, я помчалась в Виль-д'Авре, захватив с собою докторов; вот уже две недели, как я ни на шаг не отхожу от моей подруги — мне некогда было даже написать тебе.

Когда я приехала, она вышла мне навстречу вместе с Гастоном, красивая, нарядная, с радостной улыбкой на устах. Какая благородная ложь! Эти двое прелестных детей объяснились и помирились. На мгновение я, как и Гастон, поддалась дерзкому обману, но Луиза сжала мне руку и шепнула: «Надо отвести ему глаза, я умираю». Леденящий холод пронизал меня; рука ее горела, на щеках пылал румянец. Я похвалила себя за осторожность: чтобы никого не пугать, я попросила докторов погулять по парку, покуда я за ними не пришлю.

«Оставь нас, — попросила Луиза Гастона. — После пятилетней разлуки подругам есть о чем поговорить наедине; Рене наверняка хочет что-нибудь рассказать мне по секрету».

Когда Гастон ушел, Луиза бросилась мне на шею, не в силах сдержать слез. «Что случилось? — спросила я. — На всякий случай я привезла к тебе четырех докторов; среди них лучший парижский хирург, лучший врач центральной больницы и знаменитый Бьяншон». — «О, если они могут меня спасти, если еще не поздно, зови их! — вскричала она. — Теперь я так же страстно хочу жить, как раньше хотела умереть». — «Но что ты натворила?» — «Я за несколько дней довела себя до сильнейшей чахотки». — «Каким образом?» — «Ночью я спала под таким теплым одеялом, что покрывалась испариной, а утром по росе бежала к пруду. Гастон думает, что у меня легкая простуда, а я умираю». — «Отошли же его в Париж, а я побегу за докторами», — сказала я и как безумная бросилась к тому месту, где оставила своих спутников.