Джайлс, подойдя к другому краю стола, изумленно воззрился на него.
— Это вправе требовать каждый хозяин, — озадаченно ответил он. — А что касается вас… Сэр, вы хоть раз задумывались о том, что думают о вас слуги и служанки с определенного времени — точнее, с 10 мая?
Фентону показалось, что кружевной воротник сдавливает ему горло. Не поднимая головы, он продолжал рисовать бессмысленные узоры. 10 мая был первый день его жизни в Лондоне семнадцатого столетия.
— Разве с тех пор, — продолжал Джайлс, — кто-нибудь из них слышал от вас: «Будь ты проклят, от тебя нет никакого толку!» или «Пошел вон, черт бы тебя побрал!»с последующим броском бутылкой в голову? Разве кого-нибудь секли хлыстом или даже кошкой-девятихвосткой за малейший проступок? Разве вы устраиваете дикие сцены в конюшне, наподобие той, когда вы чуть не забили одного из конюхов до смерти? Разве вы теперь приводите в дом непотребных девок из Уэтстоун-Парка и устраиваете оргии в гостиной, выходящей на улицу, распевая с ними, раздетыми догола, пьяные песни?
Фентон протестующе поднял руку, но все еще не осмеливался поднять взгляд.
— Хватит! — взмолился он, с ужасом думая о том, что же из себя представлял сэр Ник. — Прекрати, приказываю тебе!
— Как вам будет угодно, сэр.
Джайлс пожал плечами, и оба замолчали.
— Все же должен сказать, — вновь заговорил Джайлс, — что слуги теперь имеют все, что только могут пожелать. Телесные наказания в доме запрещены. Многие видели, как вы проникли в секрет отравленного поссета, словно ваши глаза умеют смотреть сквозь стену, как вы выставили из дома эту шлюху Китти с парой гиней, вместо того, чтобы отправить ее на виселицу. Сэр, да они с радостью умрут за вас! А разве у меня нет оснований для благодарности?
— Ради Бога, перестань!
Фентон, вспоминая странный взгляд Джайлса в тот момент, когда он упомянул 10 мая, думал о том, что он знает или о чем догадывается. А Лидия? Нет, она, безусловно, ни о чем не подозревает!
— Хорошо, сэр, — кивнул Джайлс. — Но кое-что в вашем плане следует изменить.
Костлявым указательным пальцем он ткнул в пять имен, написанных Фентоном на краю пергамента.
— Сэр Ник, вы знаете меня, как хорошего фехтовальщика. В былые дни считали, что кинжалом я владею еще лучше. Почему же мое имя не значится шестым в перечне тех, кому предстоит защищать этот дом?
— Джайлс, ты ведь уже… не молод. Я заметил это, когда мы с тобой фехтовали. А это дело может оказаться долгим.
Джайлс выпрямился.
— Сэр, вы не сможете мне помешать! — твердо заявил он. — Этой ночью, с Божьей помощью, я буду рядом с вами.
Что-то защипало в глазах Фентона, и он поспешно прикрыл их ладонью. Хотя в нем почти ничего не осталось от старого профессора, он был так смущен, что смотрел во все стороны, только не на Джайлса.
— Ну ладно! — пробормотал Фентон и добавил имя Джайлса в конце списка. — Теперь ступай вниз и познакомь с нашим планом Большого Тома, Уипа, Джоба и Харри. Пусть держат оружие наготове.
К Джайлсу вернулась вся его деловитость.
— Распорядиться, чтобы закрыли ставни, сэр?
— Нет-нет! Ни в коем случае! Тогда, если они и в самом деле явятся, то поймут, что мы их ждем. Пускай все ложатся спать, кроме тех, кто отмечен в списке. Все огни к десяти часам должны быть погашены. И ни слова миледи!
— Понятно, сэр.
— Что касается мастифов…
— Они же отравлены, сэр, и от них нам не будет никакой пользы!
— Будто я сам этого не понимаю! — усмехнулся Фентон, отбросив перо и вставая. — Помести их в гостиной, вместе с мистером Миллигру, где им будет удобно… Да, Морковная Башка, я сказал «в гостиной»! По-твоему, ее могут использовать только те, которых ты недавно упомянул, именуемые человеческими существами, но значительно уступающие нашим мастифам по уму и достоинству? С меня довольно твоей наглости! Убирайся!
Джайлс поспешно вышел.
Фентон, в котором все-таки иногда пробуждался сэр Ник, особенно если речь заходила о Лидии, швырнул перо на стол и отправился наверх, чтобы умыться перед ужином.
Несомненно, это предположение о ночной атаке — чистое безумие, внушенное духотой и висящей в воздухе грозой, которая никак не разразится. И все же такая возможность не исключена. Что же касается Лидии…
Ужиная с Лидией, Фентон был преувеличенно весел и смеялся слишком много. Лидия, хотя и смеялась вместе с ним, не сводила с его лица голубых глаз.
— Ник, — спросила она наконец, — о чем ты думаешь? Нам грозит опасность?
— Что ты, конечно, нет! — улыбнулся он, стискивая ее руку. — По крайней мере, клянусь, что тебя не коснется никакая опасность.
— Я это знаю, — с искренним удивлением сказала Лидия. — Ведь ты со мной!
Опустив взгляд, Фентон отрезал Лидии кусок отвратительного омлета, приготовленного для нее.
— Умоляю тебя, Лидия, — заговорил он, — не позволяй обманывать себя тем, что обо мне говорят. Я просто везучий человек, который старается всегда быть настороже. Так что не преувеличивай моих достоинств, а думай только…
Но Лидия не стала его слушать.
— Ты хочешь задать мне какой-то вопрос, дорогой, — внезапно сказала она. — Говори, я тебя слушаю.
Инстинкт Лидии был почти сверхъестественным — стрела вновь попала в цель. Фентон хотел узнать у Лидии, что ей о нем известно, и сильно ли обижал ее прежний сэр Ник. Но он засмеялся и поклялся, что у него нет к ней никаких вопросов.
— Ну, тогда… — Лидия бросила взгляд через плечо, словно желая убедиться, что ее не подслушивают. — Обещай, что ты не будешь смеяться надо мной!
— Разве я когда-нибудь так делал?
— Уже несколько дней, — тихо промолвила Лидия, — у меня предчувствие, что я скоро умру.
Нож Фентона со стуком упал на стол.
— Лидия! Никогда так не говори!
— Это просто фантазия! — продолжала Лидия, ее глаза беспокойно бегали. — Я не хочу умереть теперь, когда мы с тобой наконец обрели друг друга. — Она обернулась к нему. — Скажи, что это глупость!
Фентон сказал, стараясь говорить как можно убедительнее, и вскоре увидел, что к ней возвращается уверенность и даже веселость.
— Я просто дура! — воскликнула Лидия, тряхнув головой. — Но теперь все прошло, и я уже забыла об этом.
Однако Фентон не забыл.
Этим вечером они отправились в постель еще до десяти и, как обычно, в комнату Лидии. На улице по-прежнему стояла духота, листья на деревьях не шевелились, словно были нарисованными.
Прежде чем лечь, Фентон приготовил старую одежду и оружие. Так как ни он, ни Лидия особенно не беспокоили себя по поводу ночного облачения, ему ничего не стоило одеться за несколько секунд. Лидия не сводила с него глаз, но молчала.