— Я ничего не забыл.
— Не забыли, как вызвали миледи сюда, чтобы выяснить причину ее болезни, оказавшейся отравлением мышьяком? Как она лежала там, где лежите теперь?
— Говорю тебе, я все помню!
— Миледи сама сказала вам, что вы кажетесь ей другим человеком, как будто добрый дух вошел в вас и изгнал злого. Затем вы, совсем как прежний сэр Ник, пришли в ярость и стали призывать проклятия на круглоголовых. Посмотрите на столбик кровати, сэр! На нем след от вашего кинжала, который вы туда воткнули, понося всех пуритан!
Фентон ничего не сказал.
— Однако вы снова обрели добродушное настроение. Что же могла подумать миледи? На ее смертном ложе она поведала мне, что когда вы с ней целовались, лежа там, где вы лежите сейчас, она поняла, что вы не сэр Ник Фентон.
— Что ты говоришь, Джайлс?!
Джайлс скривил губы и покачал головой.
— Сэр, сэр! Разве я в то утро не заметил сразу же, что вы ничуть не похожи на сэра Ника Фентона? Конечно, сэр Ник совершил немало странных поступков. Но он бы скорее согласился быть повешенным в Тайберне, чем вышел бы из дому в старых туфлях на низких каблуках, как сделали вы.
Фентон устремил на слугу бесстрастный взгляд.
— Уже несколько поздно, Джайлс, объявлять меня мошенником и самозванцем.
— Самозванцем? — воскликнул Джайлс. — Кто сказал это слово? Только не я! В тот день, перед дракой на улице, я едва не поведал вам, что у меня на уме.
— Что же?
— Ничего не зная о добрых и злых духах, — продолжал Джайлс, облизнув губы, — я не стану распространяться о них. Все же мне кажется, что каким-то образом добрый дух проник в тело сэра Ника и изменил его сущность. То, что я увидел потом, едва не довело меня до Бедлама. Откуда у сэра Ника могли быть знания в медицине, которые помогли ему исцелить миледи, словно по волшебству? Сэр Ник знал латынь и французский только кое-как, а вы в кабинете читали на этих языках, как на английском. Откуда сэр Ник мог взять эти bottes [117] в фехтовании, о которых понятия не имел? Кто наделил вас даром пророчества? Наконец, кто обучил вас воинскому искусству?
Джайлс умолк. Длительную паузу нарушал лишь трепет пламени свечи за занавесом.
— Джайлс.
— Хозяин?
— Не говори обо мне. Говори о миледи! Ты ведь сам признал, что письмо к «Зеленой ленте», написано ее рукой?
— Да, — ответил Джайлс. — Миледи ненавидела сэра Ника Фентона и имела на то причины. Она была религиозна и тверда в своей вере. Ничего не смысля в политике, миледи верила в справедливость дела сторонников милорда Шафтсбери, считая его (абсолютно неверно) делом своего отца. Она была не в себе, когда писала это… А теперь, сэр, взгляните, что миледи написала «Зеленой ленте» всего четверть часа спустя!
Нетвердой рукой Джайлс полез в карман черной куртки и вытащил оттуда два смятых письма на серой бумаге. Первое Фентон хорошо знал, и Джайлс бросил его на кровать. Взяв в одну руку подсвечник, он другой поднес письмо к глазам Фентона.
Пламя свечи ярко осветило написанное. Почерк Лидии был более взволнованным, чем в первой записке. Фентон словно видел Лидию рядом с собой и слышал ее голос.
«Прошла четверть часа с тех пор, как я написала вам, указав место, где вы можете найти моего мужа. Не стану утверждать, что это ложь, потому что вы мне не поверите. Но я была просто дурой и заявляю вашей» Зеленой ленте «, что если вы причините мужу вред (в чем я сомневаюсь, зная, как он владеет шпагой), то я изобличу вас перед правосудием как убийц и раскрою свою роль в вашем преступлении. Я посылаю это письмо тайно с конюхом Джобом в надежде, что оно догонит первое. Больше я никогда не буду вам писать. Как говорит мой муж, Бог за короля Карла!
Леди (Лидия) Фентон».
Державший свечу Джайлс видел, как Фентон прочел письмо несколько раз. Уронив листок на одеяло, он поставил свечу назад на столик у кровати.
— Разве поведение миледи не естественно? — мягко спросил Джайлс.
— Откуда взялось это письмо?
— Глупый вопрос! — дерзко ответил Джайлс. — Вы видите его — этого достаточно! Если оно пришло из сейфа сэра Джозефа Уильямсона или мистера Генри Ковентри, секретарей его величества, то его помогли вытащить оттуда ваши денежки. Их шпионы — такие дураки и плуты, что не могут отличить вину от невинности.
— Думаю, что были и другие письма?
— Не было, сэр.
Фентон с трудом приподнялся на подушках.
— Неужели? — осведомился он. — А как же то, которое начиналось словами: «Если вы не убьете его в следующий раз, то я покину» Зеленую ленту «?
— Сэр, — ответил Джайлс, глядя Фентону прямо в глаза, — такое письмо никогда не было написано. Мошенник, который ненавидит вас, обманул самого короля…
— Какой еще мошенник?
— Не стану называть его имя, пока вы не окрепнете. Этот негодяй притворился, что читал письмо (которого больше никто не видел) и поклялся, что его написала ваша жена. Мы доказали, что это грязная ложь. Могу привести десять свидетелей, в том числе самого мерзавца!
Закрыв глаза, Фентон откинулся на подушки. Некоторое время он оставался неподвижен, слушая скрип башмаков Джайлса, шагавшего взад-вперед.
— Ну, что вы скажете? — наконец осведомился Джайлс, потеряв терпение.
Фентону казалось, что у него открылась и начала кровоточить глубокая рана.
— Ваша жена верила, что в теле ее мужа поселилась чья-то другая душа, — продолжал Джайлс. — и поэтому любила вас. Умирая и не видя вас рядом, она считала, что наказана за первое письмо, и хотела умереть. Сэр, неужели вы не испытываете к ней жалости? Разве я не оправдал бедняжку в ваших глазах?
— Джайлс, я был величайшим дураком! — воскликнул Фентон. — Я даже представить себе не мог…
— Я требовал от вас слишком многого, — промолвил Джайлс смягчившимся голосом, — и судил вас слишком строго. Прошу за это прощения, сэр.
— Ты просишь прощения? Ведь благодаря тебе мне все стало ясно!
— Ну-ну! — проворчал Джайлс, уставясь в пол. Внезапно он засуетился. — Мне нужно возвращаться к своим обязанностям. Надо спуститься поискать вино, которое я обещал лорду Джорджу Харуэллу. Уже девять дней в доме не подавали даже капли ячменного отвара — боюсь, милорд придет в бешенство.
— Постой, я хотел бы…
Но Джайлс, оставив свечи в комнате, выскользнул и закрыл за собой дверь.
Фентон слегка улыбнулся. Откинувшись назад, он задумался о происшедшем. В каждом углу полутемной комнаты ему чудился образ Лидии.
Фентон размышлял о тех нелепостях, которые приписывал Лидии. Теперь он припоминал, как часто она, чуть не плача, говорила, что причинила ему какой-то вред. Но яснее всего Фентон помнил ту ночь в ее комнате, когда он проснулся, чтобы идти сражаться с толпой. Что удивительного в том, что Лидия, дочь и внучка несгибаемых круглоголовых, не стала удерживать мужа, идущего на бой? Фентон вспомнил, как она дала ему шлем.