– Ну, как вам это понравится? – воскликнула она.
– Но, мадам…
– «Маршал Ней! – ответила я. – Должна вам сообщить, что я была содержательницей самого респектабельного дома терпимости во всем Марселе, а мои девушки славились повсюду обходительностью и хорошим воспитанием! Так что позвольте заметить, что такие грубые и неприличные вопросы, как ваш, сукин вы сын, недостойны маршала Франции и командира 5-го корпуса Великой армии!» Вот так я ему и выложила, можете не сомневаться! А вы еще спрашиваете, голубушка, заходит ли сюда император и почему необходимо поддерживать здесь достойную обстановку? Кстати, его величество заходил сюда два дня назад по случаю визита в «Парк статуй» американского посланника и его супруги, мистера и миссис Опвель из города Филадельфии, которые… – Заметив реакцию собеседницы, Герцогиня резко умолкла, тряхнув могучим бюстом и звякнув драгоценностями. – В чем дело, душечка? – осведомилась она. – Что-нибудь не так?
Это соответствовало действительности.
В любое другое время Мадлен, не отличавшуюся излишней чопорностью, позабавили бы признания Герцогини. Однако при услышанном ею имени кровь отхлынула от ее сердца, так как она почувствовала приближение новых трудностей.
– Вы сказали – Хоупвелл? – воскликнула Мадлен. – Мистер и миссис Гидеон Хоупвелл? Он раньше служил в американском министерстве в Лондоне?
Герцогиня задумалась.
– Имени я не помню. А что касается Лондона… Мадам Опвель – воспитанная и очаровательная женщина, которая в личной беседе задавала мне много вопросов о моей профессии. А ее муж…
– Довольно полный мужчина средних лет? Гидеон Хоупвелл?
– Выглядит он достойно, как мои клиенты высшего класса в былые дни. Но суров донельзя! Когда император был здесь…
– Но вы сказали, что они уехали? Что их сейчас здесь нет?
– О господи, ну конечно! Они съехали только на одну ночь, чтобы месье Опвель мог осмотреть новые пушки, которые стреляют ядрами на полтора лье, и могут вернуться в любой момент. Вот почему, даже помимо инструкций, полученных от месье Фуше, я не могла позволить вам поселиться в одной комнате с виконтом де Бержераком.
Мадлен неподвижно стояла спиной к зеркалу, прижав ладони к щекам. В те времена, когда двери всех вигских домов Лондона были открыты для Гидеона Хоупвелла и его жены, так как свои желто-голубые цвета виги заимствовали у солдат армии Вашингтона [49] в период революции, Мадлен и Алан встречали Хоупвеллов повсюду.
Если Люси Хоупвелл можно было бы предупредить заранее, то они смогли бы хранить молчание. Но если в деревушке Пон-де-Брик Хоупвеллы неожиданно наткнутся на «виконта де Бержерака» и «мадемуазель Мадлен Ленорман»…
И тогда, вслед за новостями, сообщенными Герцогиней, события начали быстро развиваться.
Сильный порыв ветра взметнул вверх занавеси ла высоких окнах. Отдаленную вспышку света сменил раскат грома. Ветер прошелся по комнате, колыша разбросанную одежду и заставив пламя свечей мерцать даже под стеклянными оболочками.
Ночная гроза? В такой момент?
Мадлен припомнила хмурое вечернее небо. Инстинктивно она бросила взгляд на висящий над кроватью бронзовый барельеф императора.
Но это невозможно! Неужели предсказатели погоды не предупредили императора заранее, что он не должен доверять две тысячи барок бушующим волнам проливов? Или император, приняв твердое решение, не обращал внимания на погоду?
Однако у Мадлен не оставалось времени думать ни об этом, ни о Хоупвеллах, ни вообще о чем бы то ни было, кроме Иды де Сент-Эльм. Приоткрытая дверь в ванную отворилась полностью, и Ида ворвалась в комнату, эмоциональная температура которой тотчас же подскочила до высшей отметки.
Этим вечером на Иде было еще одно тонкое прозрачное платье, на сей раз бледно-желтого цвета, украшенное узким пояском из алых роз. Котурны сменили золотые туфельки. Блестящие черные волосы были собраны в пучок и перевязаны золотой лептой. Нарядная и сверкающая, она, казалось, являла собой триумф женственности.
Едва взглянув на Мадлен, Ида взяла с туалетного столика тяжелое зеркало в золотой оправе. Посмотревшись в него и гримасничая ртом, она удовлетворенно улыбнулась, опустила зеркало и устремила презрительный взгляд на Герцогиню.
– Убирайтесь! – резко сказала она.
– Что такое, душечка?
– Убирайтесь, говорю я вам! – повторила Ида более громким голосом и сдвинув брови. – Надеюсь, вы не туги на ухо?
– Ну-ну, голубушка, незачем так разговаривать! Уверена, что мы можем держаться по-дружески, не так ли? Вот эта молодая леди обходилась со мной очень любезно, и…
Ида еще ниже опустила зеркало и вновь взглянула на Герцогиню.
– С меня достаточно дерзостей от мелюзги, не знающей своего места, – процедила она сквозь зубы. – Убирайтесь вон, грязная старая сводня, и смотрите, чтобы я снова не наткнулась в этом доме на вашу физиономию!
Мадлен затаила дыхание.
Учитывая величавую внешность и прежнюю профессию Герцогини, а также ее рассказ о том, как она поставила на место доблестного маршала Нея, можно было ожидать, что в ответ достойная хозяйка взорвется гневом. И тем не менее перед блеском наряда и самоуверенностью Иды Герцогиня съежилась и отступила. Напоминая падающую башню, она отшатнулась к двери и попыталась неуклюже присесть в реверансе.
– Простите, мадам, – сказала Герцогиня. – Я ничего дурного не хотела.
– Тогда не попадайтесь мне на глаза! – огрызнулась Ида. – Я, как и император, не выношу дерзости. Министр полиции может позволять любому голодранцу разговаривать как тому вздумается, но я не собираюсь делать ничего подобного. А теперь убирайтесь!
– Мадам, я только…
– Вы слышали, что я сказала? – осведомилась Ида, приближаясь к двери с зеркалом в руке. – Еще одно слово, и я добьюсь, чтобы вас уволили!
Две слезы скатились из глаз Герцогини. Попятившись, она снова сделала реверанс, вышла и поспешно закрыла за собой дверь.
Они слышали, как хозяйка шелестит юбками по коридору снаружи. За напыщенной болтовней Герцогини Мадлен ощущала угрозу, подобно той, которая, исходя из Франции, словно ястреб, парила над Европой. Происшедший заурядный инцидент неожиданно пробудил в ней бешеный гнев.
– Какие у вас были основания, – воскликнула она, – говорить с этой женщиной подобным образом?
– Старая шлюха пришлась вам по вкусу, не так ли? – осведомилась Ида.
– А если так? Почему она не может себя вести как хочет? И надо обладать особой наглостью, Ида де Септ-Эльм, чтобы называть какую-либо женщину словом, которое подходит к вам самой!