– Марк! – крикнула Джудит, стоявшая в отдалении у него за спиной.
Он не обернулся, хотя нервы его были на пределе. Он посмотрел по обеим сторонам, но не увидел ничего, кроме обычной обстановки. Из книгохранилища не доносилось ни звука: ни один шорох не говорил о том, что кто-то затаился поблизости.
– Марк! – На этот раз крик был настолько пронзительным, что он невольно посмотрел через плечо.
В дюжине футов от него, залитая светом, падавшим из дверей книгохранилища, и опустив руки, стояла Джудит. Она смотрела мимо него куда-то в пустоту, и ее голубые глаза были так широко открыты, что он видел овальную полоску белка вокруг радужной оболочки.
На этот раз она была в ужасе. То, что она увидела, потрясло ее еще больше, чем предмет, пролетевший мимо ее головы.
Ее неподвижные глаза, уставившиеся в какую-то точку в книгохранилище, заставили Марка дернуться, как от иглы дантиста. Он быстро огляделся. Но, насколько он мог видеть, здесь ничего не было, кроме ряда металлических стеллажей с книгами, названия которых было невозможно прочитать на таком расстоянии.
Отпустив дверь, которая захлопнулась за ним, он сделал шаг вперед. Замок с треском защелкнулся. Теперь он был заперт в этих стенах в компании с личностью из библиотеки.
Он не видел, как покачнулась стройная фигурка Джудит в черном платье и в черных же замшевых туфлях. Ее глаза, окруженные синеватыми тенями от бессонницы, закатились. У нее подломились колени, и она беззвучно опустилась на пол рядом с книжным шкафом, на котором пылились бюсты Диккенса и Макколея.
Дабы спасти тебя от жены другого, от чужой, которая умягчает речи свои…!
Дом ее ведет к смерти, и стези ее – к мертвецам.
Книга Притчей Соломоновых, 2:16,18
Последние лучи солнца, обещавшие, что и завтрашний день, понедельник, 19 июля, будет таким же погожим, ласкали Куиншевен, прощаясь с ним на ночь.
Погружались в дрему кирпичные и каркасные домики, шпиль церкви Святого Павла, скопление магазинов вдоль Хьюит-стрит. Но ни один луч не проникал в уютную, полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн», которая представляла собой часть обширного дома, где находились еще небольшая гостиница и ресторан. Здесь это заведение было известно как «Майк-Плейс».
– Понимаю, – сказал доктор Гидеон Фелл.
Его внушительная фигура, гигантский вес которой приходилось поддерживать при помощи двух тростей, располагалась в, самом центре помещения. За столом, уставленным остатками обеда на троих, сидели Марк Рутвен и доктор Сэмюел Кент.
Не прошло и трех часов после того, как Марк и доктор Кент, в стареньком автомобиле последнего, съездили в Вашингтон и встретили гостя. Они отправились за ним в самую жару. Расплывались и подмигивали огоньки встречного потока машин, а когда они повернули к северо-востоку, к вокзалу, в жарком мареве потерял четкость даже контур купола Капитолия.
Из-за странной манеры вождения доктора Кента они едва не опоздали к месту назначения. Марк после очередной почти бессонной ночи, последовавшей за его приключениями в библиотеке, чувствовал, что силы на исходе.
– Почему вы не говорили, что знакомы с доктором Феллом? – спросил он своего спутника.
Доктор Кент, слегка нахмурившись, совершил самоубийственный маневр, подрезав спереди тяжелый грузовик.
– Видишь ли, – сказал он, избегая прямого ответа, – я хотел сохранить свободу действий. Я не сомневался, что застану его в клубе «Плейере» в Нью-Йорке, куда я ему и позвонил.
– В связи со смертью мисс Лестрейндж?
– Нет, нет. Это было несколько дней назад. В связи с неприятностями в спортзале. И лишь прошлым вечером я связался с ним и по ее поводу.
– Значит, он уже многое знает?
– Почти столько же, сколько и я, если можно считать, что мы что-то знаем. Обращаю ваше внимание, что уже почти четверть шестого. Остается надеяться, что мы его не потеряем.
Даже в огромном мраморном пространстве станции потерять доктора Фелла было невозможно.
– Ага! – прогремел голос доктора Фелла, и, лучась радостью, он вскинул в воздух одну трость.
Они увидели, что он стоит у газетного стенда, расплачиваясь с носильщиком в красной шапочке, и выбирает коробку сигар, которые привлекли его внимание главным образом своим броским цветом. Его пенсне на широкой черной ленте криво сидело на носу, а сбившаяся набок копна волос закрывала один глаз.
Наконец он увидел встречающих, замахал им руками и выкрикнул приветствие. Его раскрасневшееся лицо сияло. От радостного хмыканья колыхнулись несколько подбородков доктора Фелла; его черный альпаковый пиджак был необъятен, как палатка. Он с таким неподдельным удовольствием пожал руку Марка, глазки за сползшими набок стеклышками пенсне лучились таким благодушием, что казалось, встретились два старинных друга.
– Как я догадываюсь – Гидеон Фелл? – с достоинством склонил голову доктор Кент.
– Не сомневаюсь, что вы – Кент! – загрохотал доктор Фелл и от удовольствия чуть не выдернул ему кисть из суставов. – Джентльмены, – заявил он, став серьезным после того, как тепло выразил благодарность за встречу, – нам многое нужно обсудить. – Гостеприимным жестом он показал на ближайшую скамейку. – Не присесть ли нам?
– Здесь, на станции? – удивился Марк.
– Да, кстати! Я тут подумал… – вдруг оживился мистер Фелл, – я пришел в восторг…
– Относительно уб…
– Относительно вокзала, – сообщил доктор Фелл.
Поскольку на краю скамейки было достаточно места, он опустился на нее, опираясь на трости и зажав под мышкой яркую коробку сигар.
Откинув падавшие на глаза волосы и ощетинив свои бандитские усы, он огляделся.
– Когда сто лет назад в Англии появились железные дороги, они принесли с собой грязь, дым, неразбериху и неудобства. Ретрограды утверждают, что это неизбежное следствие прогресса, и клянут его. Вы согласны, мой дорогой Кент?
Доктор Кент со своими седоватыми волосами и невозмутимым выражением лица, на котором выделялись темные брови, смотрелся довольно забавно на скамейке рядом с ним.
– Да, похоже, что так и есть.
– Сэр, – воодушевляясь, доктор Фелл теперь обратился к Марку, – вы в этой стране совсем не цените, каким комфортом вы окружены на самой скромной железнодорожной станции! В Англии мрачное слово «вокзал» означает неудобное место, где вы дожидаетесь отбытия. Здесь вы буквально избалованы изобилием услуг, среди которых можете найти все, что душе угодно, хотя в этих обстоятельствах возникает опасность пропустить свой поезд. Я считаю, что некоторые венецианские дворцы уступают в роскоши вашим залам ожидания. Эта станция вызывает воспоминания о римских термах. Подумать только! Я могу вспомнить и зеркальный зал Версаля, и висячие сады Вавилона, ибо чувствую, что попал в настоящее королевство красоты. Вы согласны, мой дорогой Кент?