— Вам о нем все известно, как я понимаю, — кивнул Холлидей.
— Н-ну… — протянул Мастерс, склонив набок голову, — немного. Дайте вспомнить. Дом перешел в собственность вашей семьи сто с лишним лет назад. Ваш дед жил там до семидесятых годов девятнадцатого века, потом вдруг переехал и не пожелал возвращаться… С тех пор дом стал неким белым слоном — никто из ваших родственников не мог его ни сдать, ни продать. Налоги, сэр, налоги! Ужас. — Тут Мастерс незаметно сменил тон на следовательский. — Ну, мистер Холлидей, выкладывайте! Вы любезно считаете, что я способен немного помочь вам, поэтому, надеюсь, и не откажете мне в ответной любезности. Строго конфиденциально, конечно. Итак?
— Как сказать. Но думаю, это я могу вам обещать.
— Так-так. Вы, наверно, читали сегодняшние газеты?
— А… — пробормотал Холлидей. — Вы имеете в виду явление Луиса Плейга?
Инспектор Мастерс добродушно улыбнулся в ответ и понизил голос:
— Признайтесь теперь, как мужчина мужчине, не припомните ли вы какого-нибудь знакомого, настоящего, из плоти и крови, которому понадобилось бы украсть кинжал? Вот о чем я вас спрашиваю, мистер Холлидей. А?
— Хороший вопрос, — признал Холлидей, присев на краешек стола и что-то перебирая в уме. Потом бросил на Мастерса проницательный взгляд. — Сначала, инспектор, позвольте вас тоже спросить. Знаете ли вы некоего Роджера Дартворта?
На лице Мастерса не дрогнул ни один мускул, но вид у него был довольный.
— Видимо, вы его сами знаете, мистер Холлидей?
— Да. Хоть не так хорошо, как моя тетушка леди Беннинг, моя невеста мисс Мэрион Латимер, ее брат Тед и старик Фезертон… Кружок довольно многочисленный. Лично мне Дартворт определенно не правится, но что тут можно сделать? С ними не поспоришь, они лишь снисходительно улыбаются и говорят: «Ты ничего не понимаешь». — Он закурил сигарету, раздраженно загасил спичку, на лице его играла саркастическая усмешка. — Хотелось бы только узнать, известно ли что-нибудь Скотленд-Ярду о нем или о его малолетнем рыжеволосом сообщнике.
Холлидей с инспектором обменялись понимающим взглядом. Вслух Мастерс осторожно ответил:
— У нас нет никаких свидетельств против мистера Дартворта. Вообще никаких. Я встречался с ним — симпатичный джентльмен. Очень даже симпатичный, без всякой показухи. Никаких дешевых эффектов, если вы меня понимаете…
— Понимаю, — подтвердил Холлидей. — Тетушка Энн в моменты особенного экстаза объявляет старого шарлатана святым.
— Правильно, — кивнул Мастерс. — А скажите мне… гм… Извините за щекотливый вопрос… Нельзя ли признать обеих дам несколько… м-м-м…
— Легковерными? — Таким образом Холлидей истолковал утробное мычание Мастерса. — Господи боже мой, нет! Совсем наоборот. Тетушка Энн с виду кажется милой старушкой, а на самом деле — железная леди, смазанная медом. А Мэрион… это Мэрион, понимаете…
— Ясно, — опять кивнул инспектор.
Биг-Бен отбил полчаса, когда швейцар раздобыл нам такси; Холлидей назвал шоферу адрес на Парк-Лейн, объяснив, что хочет захватить кое-что из своей квартиры. Было зябко, по-прежнему шел дождь, на темных улицах сверкали блики отраженного света.
Мы подъехали к одному из новых многоквартирных домов из белого камня с зелеными и никелированными панельными вставками, похожему на модернистские коробки, растущие как грибы на тихой пристойной Парк-Лейн. Я вышел, прошелся под ярко освещенным козырьком подъезда, куда поспешно нырнул Холлидей. Дождь поливал темную улицу, лица прохожих выглядели — как бы лучше сказать? — нереально. Меня донимал яркий образ в газетной заметке: отвернувшийся худой мужчина, заглядывающий в макет камеры смертников, медленно крутя и дергая головой. Самое жуткое, что охранник назвал его «джентльменом». Когда Холлидей тронул меня сзади за плечо, я едва не шарахнулся в сторону. Он держал в руках плоский пакет в коричневой оберточной бумаге, перевязанный лентой, и вручил его мне с предупреждением:
— Пока не открывайте. Там кое-какие факты или домыслы, касающиеся некоего Луиса Плейга.
На нем был тонкий, застегнутый доверху дождевик, в котором он ходил в любую погоду, и шляпа, надетая набекрень. Дин с улыбкой протянул мне мощный фонарик, предварительно снабдив другим Мастерса. Когда инспектор садился со мной рядом в машину, я почувствовал что-то твердое у него в боковом кармане, мне показалось, фонарь, захваченный из дома, однако я ошибся — это был револьвер.
В Уэст-Энде легко толковать о кошмарах и ужасах, но, поверьте мне на слово, я не слишком уверенно себя чувствовал среди огней, перемежающихся темнотой. Шины слабо поскрипывали на мокрой мостовой, хотелось о чем-нибудь поговорить.
— Я ничего не слышал о Луисе Плейге, — начал я, — хотя, мне кажется, по газетной заметке нетрудно реконструировать историю его жизни.
Мастерс только хмыкнул, а Холлидей сказал:
— Попробуйте.
— Очень просто. Луис был палачом и внушал дикий страх. Скажем, тем самым ножом он приканчивал своих… клиентов. Годится для начала?
— На самом деле, — бесстрастно проговорил Холлидей, — ошибочны оба ваши предположения. Если бы все было так просто… Что такое дикий страх! Почему ты вдруг замираешь, будто перед тобой внезапно распахнулась дверь в неведомое, в желудке появляется ледяной ком, хочется бежать куда-то, закрыв глаза, ноги не слушаются, превращаются в кисель…
— Слушайте, — проворчал Мастерс, забившийся в угол, — похоже, вы сами что-то видели.
— Видел.
— А! Правильно. И что же происходило?
— Ничего. У окна просто что-то стояло и смотрело на меня… Вы спрашивали о Луисе Плейге, Блейк. Палачом он не был — духу не хватало. Впрочем, думаю, иногда по приказу палача тянул за ноги приговоренных, слишком долго бившихся в петле. Был, так сказать, подручным, подносил инструменты при четвертовании, убирал останки с эшафота…
У меня слегка пересохло горло. Холлидей повернулся ко мне:
— И насчет кинжала вы тоже ошиблись. Понимаете, это не совсем обычный кинжал. По крайней мере, он не использовался в качестве такового до последнего времени. Луис сам его изготовил для собственных нужд. Он не описан в газетной заметке. Лезвие круглое, толщиной с карандаш, с острым кончиком… Короче говоря, как шило. Ясно, зачем ему требовался такой нож?
— Нет.
Такси притормозило, остановилось, Холлидей рассмеялся. Шофер опустил боковое стекло, объявив:
— Угол Ньюгейт-стрит, хозяин. Теперь куда?
Мы расплатились, постояли немного, глядя друг на друга. Окружающие постройки казались необычайно высокими и покосившимися — как во сне. Вдали туманно светился Холборнский виадук, слышались только слабые автомобильные ночные гудки, шум дождя. Холлидей зашагал вверх по Гилтспер-стрит, указывая нам путь. Я даже не успел понять, что мы свернули с улицы, как уже шел по узкой грязной галерее с кирпичными стенами.