Было двадцать пять минут одиннадцатого. Ветер и море понемногу успокаивались, и, хотя «Эдвардик» еще качало, движения корабля стали медленными, ритмичными и почти бесшумными. Впрочем, тишина угнетала не менее, чем шум полчаса назад, но она позволила Максу быстро найти Латропа, который напевал что-то в салоне в полном одиночестве, аккомпанируя на рояле самому себе.
За роялем он выглядел великим позером, делая размашистые жесты, во время которых манжеты рубашки высовывались из рукавов смокинга.
О, лунный свет на берегах Уобаша
И запах сена, доносящийся с полей…
Латроп прервал песню и обратился к Максу:
– Присаживайтесь и разрешите недавний спор между Хупером и мною. Французские офицеры всегда носят головные уборы в помещениях? Я знаю, что так делают детективы и иногда евреи. Но почему французские офицеры? У меня есть теория насчет этого парня Бенуа. Он в самом деле призрак…
Сквозь сикоморы свет свечей мерцает
На берегах Уобаша вдали…
Зычный голос Латропа и бренчание рояля проникали в самые дальние уголки салона. Учитывая ситуацию, они звучали почти непристойно. Но Макс нашел способ это прекратить.
– Не могли бы вы сразу же спуститься в каюту Б-37? Кто-то убил миссис Зия-Бей.
Последовало гробовое молчание. Руки Латропа застыли на клавиатуре. Потом он обернулся. На его шее четко обозначились морщины, а лицо выглядело теперь таким же старым, как аккуратно причесанные седые волосы.
– Значит, в этой истории с метанием ножа что-то было, – сказал он.
– Очевидно.
– Убита? Господи! Как?
– Ей перерезали горло. Пока что мы не нашли никакого оружия.
– Я не желаю в этом участвовать, – заявил Латроп, ударив мизинцем по клавише.
– Но капитан хочет, чтобы вы пришли. Он ждет вас в каюте.
– Меня? Но почему? Что я могу сделать? Боже мой, неужели мне не достаточно забот?
– Правда ли то, что вы сказали нам утром? Насчет того, что знаете все об отпечатках пальцев?
– Да, правда. – Латроп присвистнул. – Вы имеете в виду, что нашли отпечатки? В этом я согласен вам помочь.
– Мистер Латроп, я бы хотел, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Вам он может показаться глупым. Вероятно, это всего лишь моя нелепая идея. Скажите, можно ли подделать отпечатки пальцев?
– Нет, – ответил Латроп после небольшой паузы.
– Вы в этом уверены? В детективных историях всегда так поступают, чтобы навлечь подозрение на невиновных.
– Знаю. Но ведь вас интересует правда. Конечно, возможно довольно хорошо репродуцировать отпечаток. Но подделка не обманет эксперта, не говоря уже о том, что не выдержит химического анализа. Если не верите мне, загляните в Гросса. Он является высшей инстанцией. Если мне не изменяет память, Гросс утверждает, что неизвестен ни один случай использования поддельных отпечатков. [8] – Латроп сделал паузу. – А теперь, молодой человек, я хочу знать, почему вы просите меня об этом.
Макс коротко обрисовал ему факты.
– Только помалкивайте, – предупредил он. – Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше. Впоследствии…
– Ш-ш! – зашипел Латроп.
Булькающие звуки и сменившее их бормотание, как если бы кто-то пробуждался от дремоты, заставили Макса обернуться. Мистер Хупер из Бристоля спал на высоком парчовом стуле. Свет тусклой лампы едва касался его. Короткое толстое тело прижималось к спинке стула, возвышавшейся над его головой, а подбородок опустился на грудь. Коротко стриженные волосы серо-стального цвета были темнее закрученных усов, вздрагивающих при каждом движении губ. Щеки порозовели от послеобеденного бренди. Опущенные веки придавали лицу почти детское выражение, а руки были сложены на животе.
– Говорите тише, – сказал Латроп. – Старик неважно себя чувствует. Его сын очень болен, поэтому он и спешит домой. И все же…
– Все же – что?
– Кто-то убил эту женщину.
Макс впервые осознал, что они приближаются к зоне ужаса, подобно тому как корабль приближался к зоне субмарин. Но он попытался отогнать это ощущение.
– Ну? Вы пойдете в каюту Б-37?
– Естественно. Сделаю все, что смогу. Вы тоже пойдете туда?
– Не сейчас. Я должен найти эконома, а он – отыскать фотографа. Вы спускайтесь первым. Но, строго между нами, что вы думаете о ситуации с отпечатками пальцев?
Латроп поднялся из-за рояля. Он выглядел обеспокоенным.
– Я склонен согласиться с вашим братом. Какой-то псих… ну, вы понимаете. Мы должны добраться до него. Но полагаю, теперь будут допрашивать каждого. «Где вы были в такое-то время?»
– Едва ли всех, учитывая наличие отпечатков.
– Лично я не могу подтвердить свое алиби, – усмехнулся Латроп. – Большую часть времени я провел на палубе, несмотря на погоду. Единственным человеком, с которым я говорил, и то в начале вечера, была кудрявая девушка, которая утром лежала с морской болезнью. Стюард сказал мне, что ее фамилия Четфорд.
– Особа с рыбьей физиономией в белом меховом манто?
Латроп уставился на него:
– То есть как это с рыбьей физиономией? Она очень красивая и хорошо воспитанная. Правда, я говорил с ней недолго, но она показалась мне приятной девушкой.
– От таких только боль в затылке.
Латроп снова недоуменно уставился на него, но Макс сам удивлялся своему тону. Словно давая выход чувствам, он вложил в эти слова всю злость, проистекавшую из совсем других причин.
– Ладно, ладно, – усмехнулся Латроп. – Хотя не понимаю, почему вы так взъелись на бедняжку. Сейчас я спущусь к вашему брату.
Макс мрачно кивнул.
Когда он подъезжал в лифте к офису эконома на палубе «В», в его голове эхом звучало слово «бедняжка». Кабинет оказался закрытым, но клерк эконома, сидящий рядом перед кучей паспортов и формуляров, дал ему указания.
– Здесь его нет. Если он не в салоне и не в курительной, вы, вероятно, найдете его в каюте мистера Кенуорти – Б-70 по левому борту.
Именно в этом месте Макс и нашел эконома. Его громкий хохот, сменяемый куда более тихим сардоническим смехом собеседника, был слышен за закрытой дверью каюты. На стук Макса отозвался собеседник:
– Если это Уолшингем, то убирайтесь. Я не могу выносить даже вида яичницы-болтуньи. Если вы мне еще раз ее принесете, я вымажу ею вашу физиономию.
Макс открыл дверь. Мистер Гризуолд – судовой эконом – был толстым добродушным на вид мужчиной в больших очках и с улыбкой от одного уха до другого. Он удобно расположился в кресле возле койки больного и курил сигару.