– Гэррет! Только не говори мне, что ты ревнуешь!
– Ты отлично знаешь, что я ревную. Я легко мог бы задушить любого мужчину, на которого бы ты посмотрела, или, если на то пошло, который посмотрел бы на тебя. Меня могут называть старым занудой…
– Интересно, кто тебя так называет? Я бы могла их разубедить, верно?
– В таком случае…
– Нет, не надо! Отпусти меня, мы не можем…
– Не можем поцеловаться? Почему?
На сей раз Фей отступила к ближайшей пинбольной машине и прислонилась к ней с раскрасневшимся лицом и вздымающейся грудью. Из соседней комнаты вновь послышалась музыка. Очевидно, доктор Фортескью, неудовлетворенный первым прослушиванием Гилберта и Салливана, снова поставил ту же пластинку. Но Фей не обратила это внимания.
– Перестань, Гэррет! Лучше подумай. Говоря о фигуре в маске и черной мантии, ты использовал слово „визитер“. Это самое неудачное определение. Это существо не было визитером, и мы оба это знаем. Вы вчетвером – ты, Дейдри, Ник Баркли и мистер Долиш – приехали из Брокенхерста в „бентли“, так что „призрак“ не мог быть кем-то из вас. Я права?
– Могу поклясться, что да.
– Тогда кто это был? Если мы отказываемся от мысли, что это кухарка или одна из горничных, то остаются только трое – мисс Баркли, доктор Фортескью и я. И ты ведь знаешь, что все скажут, не так ли? Они скажут, что это была я. Не говори мне, как это нелепо, потому что это так и есть! Хотя меня даже не было здесь – я пропустила один автобус и вынуждена была ехать более поздним, но как это доказать? Когда полиция возьмется за дело…
– Что ты имеешь в виду? Никто не обращался в полицию!
– Дорогой, она уже здесь – в лице мистера Эллиота. Я уже рассказала тебе, что меня тревожит. Может быть, они все еще подозревают меня в том, что произошло в Сомерсете. Дейдри тоже беспокоилась из-за этого – она хорошая подруга. И Дейдри, и мистер Баркли знакомы с суперинтендентом Уиком кажется, его так зовут – из хэмпширского отдела уголовного розыска. Дейдри предложила пойти к нему, чтобы узнать, каково мое положение. Но я сказала ей: „Ты что, Дей, с ума сошла? Не смей даже близко подходить к полиции!“ Она согласилась и позже поклялась, что не делала этого. Я ей верю. Но происшедшее этим вечером все меняет. Вся грязь и все подозрения вернутся снова. Можешь представить, что теперь все про меня подумают? Что я… как это теперь называют по телевидению… „прирожденная убийца“. Но прости меня, Гэррет! Я не хочу надоедать тебе моими глупыми и мелкими неприятностями.
– Твои неприятности, какими бы они ни были, значат для меня так же много, как и для тебя. Я ведь влюблен в тебя, моя сладкая колдунья. Но повторяю, ты волнуешься без причины. Если та история когда-нибудь всплывет, что маловероятно, кондуктор подтвердит, что ты была в автобусе во время происшедшего. Прошлое забыто.
– А я тебе повторяю, – воскликнула Фей, – что оно не забыто и никогда не будет забыто! Теперь они обо всем догадаются. Твой друг Ник догадается первым, если он так умен, как ты, кажется, думаешь.
– О чем же догадается или не догадается его друг Ник? – осведомился чей-то голос. ПО
Дверь в коридор была открыта. В проеме стоял взъерошенный Ник Баркли и внимательно их разглядывал.
Фей подошла к бильярдному столу и взяла сумочку.
– Вы мистер Николас Баркли, не так ли? Да, Гэррет и я были знакомы раньше. Насколько я понимаю, он рассказал вам об этом, как я рассказала своей подруге, взяв с нее обещание хранить тайну. Хотя при нынешних обстоятельствах я едва ли смогу отрицать это перед кем бы то ни было.
– О, так вы таинственная мисс Икс? Так я и думал! – Ник посмотрел на Гэррета. – Мои поздравления, старина, – твоя склонность к блондинкам полностью оправдана. Но я должен поговорить с тобой, приятель, о чем-то, что ты, кажется, скрывал.
– А я хочу поговорить с тобой, – отозвался Гэррет, – о том, что ты, безусловно, скрывал.
– Значит, мы оба… – Ник оборвал фразу. – Что, черт возьми, за грохот в соседней комнате?
– Доктор Фортескью слушает по второму разу попурри из Гилберта и Салливана. Оно начинается с „Пинафора“, как ты можешь слышать, продолжается „Микадо“ и заканчивается хором полицейских из…
– Ну, тогда нам обоим придется подождать. – Ник повернулся к западной стене. – Выключите эту чертову штуку! – крикнул он.
Но доктор Фортескью никак не мог его услышать. В сопровождении оркестра голос громко, хотя и не слишком выразительно, пел о том, что его обладатель, будучи капитаном „Пинафора“, являет собой образец благопристойности. Ник отчаялся в своих попытках – на его виске пульсировала голубая жилка.
– С нашими выяснениями придется подождать. Я только что рассказал обо всем доктору Феллу – этого человека считают способным разобраться в том, что кажется невероятным. Но, Гэррет, уже одиннадцать! Тетя Эсси ноет из-за своего приема, а дядя Пен… Не мог бы ты протянуть руку помощи?
– Помощи в чем? – осведомился Гэррет, следуя за ним к двери.
Тускло освещенный пустой коридор тянулся от занавешенного окна в западном конце до такого же окна в восточном.
Ник, окинув его взглядом, указал на закрытую дверь в библиотеку слева от них.
– Когда дядя Пен выставил нас оттуда без двадцати одиннадцать, я закрыл эту дверь. Он запер ее на засов. Подожди минуту!
Ник подбежал к двери и взялся за ручку.
– Дядя Пен! – окликнул он, отпустив ручку и стукнув в дверь кулаком. – Я также помню, – бросил он через плечо, – что там две задвижки – одна сверху, другая снизу. Так как дядя не выходил, я делаю блистательный вывод, что он все еще там. Но почему он не отзывается? Дядя Пен!
Коридор уже не был пустым. Помимо Ника, Гэррета, стоящего у входа в бильярдную, и Фей рядом с ним, тут был доктор Фортескью, вышедший из музыкальной комнаты и остановившийся с неуверенным видом. Мелодия заполнила коридор, но теперь она утратила матросскую удаль и словно сжалась в глупом напевчике:
На дереве синичка
Все пела: „Чик-чирик…“
В тот же момент Дейдри Баркли вышла из столовой.
– Что происходит? – изумилась она. – Где мой муж?
– Не знаю! – крикнул в ответ Ник. – А где тетя Эсси? Все еще хнычет?
– Понятия не имею, что она делает, так как здесь ее нет. Она исчезла.
– Что?!
– Я сказала, что она исчезла. – Дейдри подошла ближе. – После того как вы воспользовались вашим правом хозяина поместья, чтобы выставить ее из гостиной, Эстелл была сама не своя.
– Черт возьми, я не…
– Вы выставили ее, чтобы монополизировать доктора Фелла. И неужели обязательно кричать во весь голос?
– Прошу прощения, – вмешался доктор Фортескью, массируя лоб, – но мне показалось, я слышал… Вы возражаете против музыки, сэр?