– Ну? – не выдержал я.
– Идя по переходу, я заметил одну любопытную деталь. Пол, как вы можете себе представить, настолько покрыт илом, что в нем можно увязнуть по самые лодыжки. И на нем я заметил следы Малеже. Но ближе к нашему берегу реки я увидел участок размазанной грязи, словно Малеже водил по ней метлой, пытаясь замести следы.
– Метлой! – потрясенно воскликнул я. Фон Арнхайм медленно повернул голову:
– Ну да, мистер Марл! Что странного в метле?
– Нет-нет, – поспешно извинился я. – Просто мне кое-что пришло в голову. Может быть, продолжите?
– Я также обнаружил выкинутую гильзу от маузера. Выстрел, очевидно, был произведен в подземном переходе. Последовательность событий совершенно ясна. Малеже каким-то образом, наконец, удалось сбежать. Как именно, мы никогда не узнаем. Вероятно, охранник на время ослабил бдительность. Скорее всего, по небрежности оставил дверь незапертой. Если вы помните, охраннику сначала разбили голову, а потом застрелили. Предположительно, Малеже напал на него сзади и ударил так, что тот лишился сознания… Малеже, должно быть, долго вынашивал план мести. Он, наверное, много лет молился о том, чтобы судьба дала ему шанс. Поэтому, освободившись, устремился к потайному ходу, ведущему к дому его врага…
– Один момент, пожалуйста! – вмешался я. – Потайных ходов ведь два, не так ли? Один ведет из самого замка вниз по холму, а другой от склона холма под реку?
Фон Арнхайм кивнул, смакуя бренди.
– Вы вспоминаете, – обратился он ко мне, – переход между стенами с ложным окном, который Бан… который мы обнаружили в ту ночь, когда нашли тело охранника? Вход в подземный тоннель, проходящий по склону холма, находится в чулане за комнатой охранника. Малеже прошел между стенами с ложным окном в чулан охранника и там нашел керосин. Затем он спустился, сначала под холм, а потом под реку. Свет ему не требовался – он так давно жил в полумраке, что свет лишь ослепил бы его. Долгие годы он вынашивал дьявольскую идею. Решил ли он сжечь Элисона, как только освободится, или омерзительный, но гениальный замысел созрел в его голове, когда он наткнулся на керосин, мы, конечно, сказать не можем. Во всяком случае, он вошел в нижний переход.
Еще одна свеча догорела дотла, вспыхнула и погасла. Вокруг нас сгустилась глубокая тень, и свет звезд, проникающий сквозь стеклянный потолок, залил комнату таинственным голубым сиянием. А у меня перед глазами все стоял худой, рыжеволосый призрак, шатающийся в своем последнем, отчаянном усилии. Холодные глаза фон Арнхайма снова стали мечтательными.
– Мы видим зловещий, покрытый илом переход под рекой. Мы видим стены, густо заросшие плесенью, и арки, в течение четырехсот лет выдерживающие тяжесть Рейна. Мы видим это, потому что приближается фонарь Элисона. Именно той ночью ему взбрело в голову повидать своего пленника. Малеже слышит шаги шлепающего по грязи человека. Он подается назад, но фонарь внезапно ослепляет его… Какая мука боли, черных лет и кровавого пота, пытки и цинги вылилась в одном ужасном пронзительном крике Малеже, безумном и торжествующем? А Элисон – думаю, у него остановилось сердце, а колени стали ватными, когда его фонарь внезапно высветил этот рыжеволосый ужас, устремивший к потолку обезьяньи руки. В грязном тоннеле под Рейном он увидел саму Смерть. Он всегда брал с собой пистолет, но вряд ли в этот раз успел выхватить его прежде, чем Малеже набросился на него. Не думаю, что выстрелы были сделаны умышленно. Полагаю, это произошло во время драки…
– Послушайте… Полегче со словесными портретами, ладно? – вставила герцогиня. – Я имею в виду, Стеклянный Глаз, что я не особенно любила Майрона, но… – Женщина неловко пошевелилась.
Фон Арнхайм прервался и снова неохотно, с холодной вежливостью повернул голову.
– Простите, – сказал он.
– Я имею в виду, – ворчала герцогиня, – что вы представляете все как в проклятом дешевом бульварном романе, Стеклянный Глаз. Когда дело касается тебя, это не так уж увлекательно. И мы знаем, что его притащили в замок. Полагаю, Малеже застрелил охранника, чтобы тот его не выдал. Гмм. – Она вынула из сумочки сигару и беззастенчиво чиркнула спичкой о подошву туфли. – Есть только один забавный момент, – сердито буркнула мисс Элисон. – Почему Малеже вернул пистолет в дом и засунул его в карман пальто Майрона?
– Что было в голове этого человека, мисс Элисон, мы никогда не узнаем…
– И мне хотелось бы знать, – вмешался я, – почему, если Д'Онэ тоже причастен к этому, Малеже не напал и на него?
Фон Арнхайм повернулся ко мне и мягко упрекнул:
– Дорогой мистер Марл, откуда он мог знать, что Д'Онэ тоже находится в доме Элисона? Он не разгуливал по дому, разглядывая гостей. А он не ясновидящий. После убийства Малеже мог только спрятаться в замке «Мертвая голова». Он мог лишь повесить тело охранника там, где его держали узником…
Арнхайм замолчал. Дверь в коридор, высокая, остроконечная дверь, медленно открывалась. При желтом свете показалась фигура Банколена. Его тень заняла всю тускло освещенную комнату, а весь его вид не предвещал ничего хорошего. Он кивком поманил фон Арнхайма. Немец допил бренди и встал.
– Вы хотели знать, – произнес Банколен, – что на самом деле произошло с Д'Онэ? Идемте со мной.
Мы вышли в узкий коридор в боковой части замка, где витая лестница вела вниз, под купол. Еще по одной лестнице мы спустились к галерее, выходящей в главный холл. Даже герцогиня шагала легко. Мы остановились на одной стороне галереи. Все свечи уже догорали, хотя ни одна не была погашена. Размягченные, дрожащие массы воска обволакивали железный канделябр за окном из желтого стекла, напоминающим нос мертвой головы… Галерея представляла собой три стороны квадрата, с широкой лестницей, покрытой черным ковром, в центре. Сквозняк раздувал пламя свечей, закрепленных в настенных подсвечниках в задней части лестницы. Черные миланские доспехи, казалось, крепко сжимали мечи своими латными рукавицами. Их позолота сверкала, но впечатления они не производили. Перед нашим взором предстала процессия, спускающаяся по лестнице.
Двое полицейских несли лакированную ширму, сложенную на манер носилок. На ширме лежало тело, накрытое огромным покрывалом, затканным золотом, из-под которого виднелись лакированные ботинки. В этой мрачной обстановке яркое покрывало выглядело почти веселым пятном. Рядом с носилками шла Изабель Д'Онэ, тупо глядя на покрывало. Ее красивое, но невыразительное лицо по-прежнему было непроницаемо. Одной рукой женщина прижимала к подбородку тонкий носовой платок. Стоящий наверху лестницы Данстен сначала заколебался, но потом побежал вслед за ней. Я заметил, что к нашей неподвижной группе присоединился Галливан.
Фон Арнхайм тихо заговорил:
– Я провел эксперимент, чтобы проверить свою версию, и предложил Жерому Д'Онэ прогуляться по замку. Из самых дружеских чувств завел его в одну из темных комнат. Помню, он зажег спичку, чтобы закурить. Я крикнул, чтобы нам принесли свет, и двое полицейских вошли в комнату со свечами. Тогда-то месье Д'Онэ и увидел Малеже, сидящего в кресле и глядящего на него… Боюсь, его сердце не было так сильно, как его воля.