После Лолы ванную занял Стивен Гест. Там оказалось полно пара, на полу стояли лужицы, пахло какими-то экзотическими духами. Стивену стало муторно; он не мог заставить себя влезть в ванну, пока этот запах не будет полностью смыт, а поскольку не привык, чтобы ему прислуживали, то взялся за эту неприятную задачу сам. Настроение его, и без того мрачное, ухудшилось еще больше.
Стивен любил Фэй вот уже два года, поначалу молча, издали, но с непоколебимым постоянством сдержанных натур. Других женщин, если не считать одного юношеского увлечения, в его жизни не было, и он твердо знал, что не будет. Хрупкая, беспомощная Фэй целиком завладела сердцем сурового мужчины, и он, не пытаясь облечь свои чувства в страстные слова, давно решил, что на свете не может — да и не должно быть такого, чего бы он ни сделал ради нее.
За годы, проведенные, по его собственному выражению, в самых суровых уголках земли, Стивен привык брать сильной рукой все, что нужно, но теперь он оказался опутанным сетью условностей. Ради своих целей Гест без колебания разорвал бы эту сеть, однако его останавливала Фэй, которая, подобно всем робким женщинам, трепетала перед условностями. Находиться в доме ее мужа, бесстрастно держаться при виде ее несчастий оказалось для Стивена серьезным испытанием воли, чего нельзя было сказать, глядя на неизменно спокойное выражение его лица. Приезжал Гест потому, что этого хотела Фэй. И даже в глубине души не упрекал ее в эгоизме, как не упрекал и самого себя за нечистые помыслы; согласись она, и он бы похитил ее из-под носа у мужа без малейших угрызений совести.
Но Фэй по-прежнему казалась далекой от согласия на столь решительный шаг, а тут еще предстояли два дня, пожалуй, почище всех тех, что Стивен претерпел в Грейндже. Вдевая в манжету неподатливую запонку, он размышлял, как бы ему поделикатнее помочь Фэй — то ли переключить внимание Лолы на себя, хоть эта перспектива и приводила его в ужас, то ли попытаться вклиниться между сэром Артуром и несчастной мишенью его гнева. Надо надеяться, Дайна придет на помощь сестре. Молодчина эта девушка.
Дайна, снимая с вешалки вечернее платье, тоже понимала, что ближайшие два дня будут нелегкими, но неизменное чувство юмора не позволяло ей пасть духом. Если бы не сочувствие сестре, она бы даже забавлялась выходкой Джеффри, — право, приятно было бы посидеть сложа руки признательной зрительницей. Но поскольку главным страдающим лицом будет беспомощная Фэй, Дайне придется постоять за сестру, пустив в ход все возможные и невозможные средства, в крайнем случае самой стать мишенью нападок Артура.
Сэр Артур, слоняясь из комнаты жены в свою и обратно, вносил, по собственному выражению, ясность. Во всех неприятностях этого ужасного конца недели, от приезда Дайны до разношерстного сборища, которое через полчаса усядется за обеденный стол, повинна Фэй. Не будь она дурой, небось догадалась бы послать телеграммы с извинениями Дайне и Гесту. И не приглашала бы приходского священника с женой к обеду, да еще на этот вечер.
Фэй мямлила, что приглашение послано неделей раньше, но супруг был глух к ее оправданиям, и у бедной женщины щемило сердце при мысли, что он терпеть ее не может.
Нет. Неприязни к ней сэр Артур не питал, даже любил ее, правда, как-то высокомерно любил, снисходя; к несчастью, она растеряла все свое очарование и превратилась из застенчивой, восторженной девушки, на которой он женился, в робкую, раздражающе чопорную женщину, которая с нервозной неловкостью пыталась умиротворять его на каждом шагу и которой невозможно было не грубить. Худшим ее преступлением в глазах сэра Артура было то, что она оставалась бездетной, не родила ему подающего надежды сына, который бы утешил за разочарование, постигшее его с Джеффри, с этим бельмом на глазу, сыном от первой жены, которая опозорила двадцать один год назад его имя, сбежав с каким-то жалким штафиркой, вдобавок никогда так и не женившимся на ней.
Раздражал его и приезд племянника. К Френсису сэр Артур питал искреннее расположение; Френсис, как и подобает всем приличным молодым людям, служил в армии, был у командира полка на хорошем счету. Умел одеваться, выглядел стоящим офицером, увлекался псовой охотой и недурно стрелял. Никакой гуманитарной придури, настоящий Биллингтон-Смит. Но мот; кажется, решил, что дяде больше нечего делать, как оплачивать его долги. Этому надо положить конец. Если он явился опять клянчить денег, то на сей раз он получит хороший урок.
Френсис приехал без приглашения, и винить Фэй за визит племянника было нельзя. Но сэра Артура это все равно раздражало. Он спросил, почему она, черт возьми, не пользуется косметикой, как другие женщины, а выглядит словно бледная поганка.
Если бы Джеффри, Френсис и Дайна прикатили в другое время, он бы так не злился. Надо же — готовился к визиту Холлидеев, и теперь все пошло насмарку! Против присутствия Геста он ничего не имел. Пусть сидит себе и восторгается Фэй сколько влезет; она слишком порядочна, чтобы позволить себе лишнее; к тому же знает, что такого материального благополучия ей больше никто не обеспечит. Гест развлекал бы Фэй, а он тем временем вел бы свою игру с Камиллой. Соблазнительная бабенка эта Камилла; кажется, руки у нее загребущие, но она готова (или он очень ошибается) расплатиться за все, что получит. Муж у нее бестолочь. Не способен найти мужскую работу и твердит, что виновата в этом война. Да и все это поколение такое никчемное, вечно жалуется на судьбу, никакого мужества; попался бы ему в старом полку такой под руку!
А Бэзил Холлидей с грустью чистил щеткой пиджак и утешался мыслью, что костюмные брюки не особенно залоснились. Он питал к сэру Артуру презрение — более того, ненавидел эту похотливую свинью — и размышлял, что на уме у Камиллы. Нравиться ей этот солдафон не может; определенно нет. Просто у нее манера флиртовать с кем попало, и расстраиваться из-за этого не стоит. Ей вполне можно доверять. Оставалась же она с ним, когда, видит Бог, у нее были возможности уйти. Однако зря он согласился приехать сюда. Конечно, дармовые стол и кров — веский довод, так сейчас и приходится жить, подлаживаться к людям ради приличного обеда, приготовленного не дурой-кухаркой, портящей все, к чему ни притронется. Если женщина любит беззаботную жизнь и хорошие вещи, приходится ради этого забывать о гордости, раз никчемный муж не способен заработать больше пятисот фунтов в год. Он не винит Камиллу; только этот чертов генерал с кучей денег, громовым голосом и похотливыми лапами слишком много себе позволяет. К тому же он еще и дурак; один из тех вояк — таких немало пришлось повидать за войну, — которые считают, что весь мир находится в долгу перед британской армией. Бэзил бросил обеспокоенный взгляд на дверь, ведущую из гардеробной в спальню, где Камилла красилась перед туалетным столиком. И явственно представил ее выщипывающей волоски из тонких бровей. Он не знал, что у нее на уме, и не хотел спрашивать. В голове ощущалась легкая ноющая боль. Если заговорить с Камиллой, это лишь повлечет за собой очередную ссору, а они и без того часто ссорятся. Лучше уж не разыгрывать из себя Отелло.
Камилла старательно наводила макияж, решив во что бы то ни стало затмить Лолу. Она надела розовое шифоновое платье, за которое еще не расплатилась, но вскоре расплатится — если повезет. С алыми блестками, мерцающими при ходьбе, с очень низким вырезом. Даже слишком низким, пришлось подложить изнутри серебристое кружево. Все женщины сочтут, что такое платье не годится для званого обеда в загородном доме, ну и пусть. Генералу оно понравится; он станет поглаживать ее (старый влюбленный идиот!), и черт с ним. Досадно, что явилась эта гнусная танцовщица из кабаре, испортила ему настроение. Надо будет вести тонкую игру, подбадривать генерала, слушать его ужасные рассказы об Индии, всякий раз начинающиеся «Когда я был в Пешаваре», или в «Веллингтоне», или еще в ка-кой-то дыре и неизменно заканчивающиеся громовым хохотом. Придется дать ему возможность немного поласкать себя. Неприятно целоваться с мужчинами, у которых усы щеточкой, но тут уж ничего не попишешь, да еще в такое время, когда половина мужчин, стоит с ними познакомиться, через полчаса лезут целоваться; волей-неволей всякая привередливость быстро проходит. Иметь дело с генералом в общем-то легко. Не самый худший вариант среди всех этих самодовольных мужчин. Достаточно слегка подзавести его, так он тут же растает, а там уж надо быть круглой дурой, чтобы не выманить щедрого подарка. А побрякушек брать не стоит. За драгоценности сейчас ничего не получишь. Видит Бог, если у нее в ближайшее время не заведутся наличные, она окажется в жутком положении.