Дождевые облака рассеивались, обещая солнечный день.
Саттертуэйт нарушил молчание, когда они остановились у полицейского участка и вышли из автомобиля:
— Я думал о том, пришла бы ко мне Бетси, если бы Кобб не ушел от нее. Даже если бы она нашла в сарае дюжину окровавленных тростей. Вероятно, она бы держала язык за зубами и жила с убийцей, лишь бы удержать Кобба. В конце концов, он избавил ее от соперницы, по какой бы то ни было причине. В итоге он оказался бы у нее под каблуком из-за угрозы разоблачения. Это в ее натуре. И тогда он мог бы убить Бетси, чтобы спастись.
— Удивляет только то, что она не подождала в надежде, что он вернется. Теперь Кобб для нее вне досягаемости.
Ратлидж подошел к багажнику и достал обломки трости, завернутые в клеенку. Передумав, он положил их назад и направился к двери.
Сонный дежурный констебль поднял со стола лампу и проводил их к камере, где на краю койки сидел Кобб, подперев руками голову. Судя по опустошенному взгляду красных глаз, он не спал после ареста. Кобб медленно поднялся, и при свете лампы констебля его глаза блеснули, как у загнанного зверя.
Ратлидж видел такой взгляд раньше — как у виновных, так и у невинных. Он выражал слепое чувство беспомощности перед неопровержимыми уликами.
Ратлидж был готов к спору, ибо Кобб обратился к нему через голову Саттертуэйта, ожидая, что человек из Лондона не так хорошо знает Хобсон и его жителей, как констебль.
Но Кобб спросил:
— Значит, меня отвезут в Лондон?
— Это еще не решено, — ответил Ратлидж.
— Найдите другой дом для Джейка, — продолжал Кобб, пытаясь скрыть беспокойство, не дававшее ему заснуть.
— Кажется, он предпочитает женщин.
— Неудивительно — год за годом с ним не было никого, кроме Флоренс. Я постарался бы завоевать его доверие. В любом случае я бы оставил его у себя. Он не поладил с моей тещей. Однажды она слышала, как он говорит, и клялась, что я где-то в доме. Мне рассказывала Флоренс.
В голове у Ратлиджа мелькнула мысль. Джейк отличил бы голос Питера от голосов его братьев…
— Что скажете, Кобб? Вы поклялись мне, что не убивали ее. Говорили, что хотите добраться до того, кто это сделал.
— Я никогда не ожидал, что Бетси обернет все против меня. Не то чтобы я винил ее. Но это был удар ножом в спину.
— Вы ведь ушли от нее.
— Теперь я только могу гадать, как долго она прятала бы набалдашник, если бы я остался или вернулся.
Это интересовало и Ратлиджа.
— Почему вы хранили набалдашник?
— Я не хранил. Если бы я его нашел, то принес бы в полицию.
— Тогда как он оказался среди ваших инструментов? Ваша жена клянется, что нашла его там.
— Не думаю, что она остановилась бы перед ложью. Бетси была сердита. Очевидно, набалдашник принесла миссис Блейн — ее мать. Она нашла тело. Если бы она увидела трость и осознала, что набалдашник из золота, то забрала бы его. Она как сорока — всегда на что-нибудь кладет глаз. Наверняка предложит купить землю Флоренс. Проследите, чтобы она этого не сделала. Надеюсь, Теллер скажет, чтобы она убиралась к дьяволу.
— Тем не менее набалдашник был на месте преступления. — Ратлидж сделал паузу. — Питер Теллер мертв.
— Что? Как? Покончил с собой?
— Мы еще не знаем.
— Господи! — Кобб недоверчиво покачал головой. — Она все равно стала бы вдовой. Что касается набалдашника, я не стал бы хранить его, золотой он или нет. На нем кровь. Констебль Саттертуэйт это знает.
— Мы бы хотели задать вам еще один вопрос: что стало с сундучком красного дерева, где лежали письма миссис Теллер?
— Я бы не брал их. Зачем они мне? Но они много значили для нее. Это было бы жестоко — все равно что взять фотографию Тимми.
— Что еще было в этом сундучке? Деловые бумаги?
— Откуда мне знать? Я никогда не видел содержимое. Только когда она читала письмо Джейку. — Кобб нахмурился. — Даже моя теща видела ее читающей письма. Она думала, что это любовные записки от меня. Но единственный раз я написал Флоренс после смерти Тимми — о том, как я сожалею о ее потере. Сомневаюсь, что она сохранила это письмо. — Он немного помолчал. — Вы не спрашиваете меня, убил ли я ее.
— Вы убили Флоренс Теллер?
— Нет. Если меня будут вешать, я скажу палачу, что не прикасался к ней.
— Тогда кто это сделал? Теллер?
— Должно быть.
Ратлидж отвернулся.
— Это все? — спросил констебль, державший лампу. Он переложил ее в другую руку, готовясь закрыть и запереть камеру.
— Еще нет. — Ратлидж вышел сквозь сумрак участка на утренний прохладный воздух.
Безмолвное обвинение Саттертуэйта, как если бы Ратлидж предал его, и образ сломленного Лоренса Кобба, тоже чувствующего себя преданным, мешали думать о фактах.
А что они собой представляли? Мертвую женщину. Сломанную трость с кровью на набалдашнике. Исчезнувший сундучок с письмами. Вот эти факты, и доказательства должны подтвердить их, иначе они окажутся ложными.
Был также факт, что Теллер — или кто-то другой — отъезжал от дома примерно в то время, когда Флоренс Теллер была убита. Свидетелем этого был турист Ларкин. Трость тоже служила доказательством присутствия Питера Теллера. Если бы он, живя в Хобсоне, был осторожен, то никогда не оставлял бы ее в свое отсутствие в коттедже «Восход солнца». Она не лежала бы там наготове для убийцы, если сам Теллер не принес ее.
Теллер или Кобб? Где скрыта правда?
Ратлидж шел по улице. Лавки еще были закрыты, молочный фургон объезжал дома, издалека слышались звон бутылок, карканье ворон с церковной башни и скрип колес о булыжники. Позади семенила собака, явно ища компании. Кошка в окне беззвучно мяукнула, когда он проходил мимо.
Надо вернуться к доказательствам.
«Они не изменились», — сказал Хэмиш.
Это была правда. Доказательства не изменились. Снова обдумывать их было бессмысленно.
Ратлидж выругался.
Он нуждался в ночном сне, чтобы прочистить мозги. Но сон в ближайшее время не предвиделся.
Хэмиш прав. Доказательства оставались теми же. Что же было новым?
Найден набалдашник трости. Полковая эмблема Питера Теллера на нем показывает, что Питер был в Хобсоне и в коттедже «Восход солнца» в день убийства.
Но это все, что она показывала. Трость не могла говорить и рассказать, кто ее использовал.
Ему вспомнились слова Кобба: «Миссис Блейн нашла тело. Если бы она увидела трость и осознала, что набалдашник из золота, она бы забрала его. Она как сорока…»
И голос Саттертуэйта: «Миссис Блейн потянулась к пресс-папье, и мне пришлось отправить Кобба в камеру».