– Что ты хочешь делать? – спросил он. – Я ведь все равно сначала должен увидеть мистера Бьюмариса и все объяснить ему. Я должен это сделать. Я… я сказал ему, что у меня нет счета в Лондоне и что мне нужно послать за деньгами в Йоркшир. Он сказал, чтобы я пришел к нему домой в четверг. Не надо так на меня смотреть, Белла! Ну не мог я сказать ему тогда, в присутствии всех, что у меня нет ничего! Лучше умереть, чем признаться в этом. Белла, у тебя есть хоть сколько-нибудь денег? Ты не можешь одолжить мне немного, чтобы выкупить мою рубашку? Я же не могу пойти к Несравненному в таком виде!
Она протянула ему свой ридикюль.
– Да-да, конечно. Ах, зачем я купила эти новые туфли, перчатки и шарф? Осталось всего десять гиней. Но я думаю, тебе хватит, пока я не придумаю, что можно сделать. И уезжай, пожалуйста, из этого ужасного дома! Я видела много гостиниц по дороге, и некоторые из них выглядели вполне прилично!
Было совершенно очевидно, что Бертраму тоже не терпится поскорее покинуть это место. Он, правда, сначала отказывался, но недолго, и, взяв у Арабеллы деньги, крепко обнял ее и сказал, что она самая лучшая сестра в мире. А потом он осторожно поинтересовался, нельзя ли занять в рассрочку денег у леди Бридлингтон. И хотя Арабелла просто ответила, что она постарается предпринять что-то в этом роде, Бертрам понял, что такое вряд ли возможно, и тяжело вздохнул. Мистер Скантоп, как| всегда предварительно откашлявшись, напомнил, что экипа ждет их возле дома, и им с мисс Таллант пора уже ехать. Арабелла была готова немедленно отправиться на поиски подходя-1 щей гостиницы для брата, но мистер Скантоп уговорил ее не делать этого, пообещав, что он сам займется этим вопросом и за одно выкупит из ломбарда одежду Бертрама. Брат и сестра стали прощаться. Они так нежно обнялись и так трогательно смотрели друг на друга, что мистер Скантоп не выдержал и, прослезившись, отвернулся.
Вернувшись на Парк-стрит, Арабелла почти бегом поднялась в свою комнату и, даже не сняв шляпку, села за маленький столик у окна, чтобы написать письмо. Однако, едва начав, она вдруг задумалась и долго сидела, глядя в окно. Чернила высыхали на кончике ее пера… Наконец она вздохнула, снова обмакнула перо в чернила и решительно написала две строки. Потом опять остановилась, перечитала написанное, но вдруг смяла листок и придвинула к себе новый.
Несколько раз она начинала писать заново. Наконец послание было закончено, и Арабелла заклеила конверт. После этого она позвонила служанке и попросила прислать к ней Бекки, если та сейчас не занята. Вскоре Бекки появилась в ее комнате, застенчиво улыбаясь, скромно сложив руки поверх передника. Арабелла протянула ей письмо и сказала:
– Бекки, как ты думаешь, можно тебе ненадолго отлучиться из дома и… и отнести это письмо мистеру Бьюмарису? Скажи, если спросят, что я послала тебя с поручением, но… мне бы очень хотелось, чтобы ты никому не говорила, с каким именно…
– О! Мисс! – воскликнула девушка, заподозрив, что ее просят отнести любовное письмо. – Я никому не скажу!
– Спасибо! Если… мистер Бьюмарис будет дома, мне бы хотелось, чтобы ты подождала ответа.
Бекки понимающе кивнула, заверила Арабеллу, что она сделает все, как надо, и исчезла.
Спустя полчаса Бекки, соблюдая конспирацию, незаметно вернулась в дом и поднялась в комнату Арабеллы. Однако она принесла плохие новости: мистер Бьюмарис три дня назад уехал за город и собирался вернуться в Лондон не раньше, чем через неделю.
Мистер Бьюмарис вернулся домой в Лондон через шесть дней в четверг к полудню. Кто-то из слуг, вероятно, рассчитывал на то, что его не будет целую неделю. Однако приезд хозяина никого не застал врасплох, потому что мистер Бьюмарис никогда подробно не рассказывал о своих планах, а его высокооплачиваемая прислуга была готова к работе в любое время дня и ночи. И лишь для одного существа в доме возвращение мистера Бьюмариса стало настоящим событием – долгожданным и радостным. Улисс, который все эти бесконечно долгие шесть Дней, уныло опустив хвост, бродил по дому или лежал, свернувшись клубочком, на коврике у дверей спальни своего хозяина, отказываясь от пищи, даже приготовленной руками самого месье Альфонса, кубарем скатился с лестницы и стал прыгать вокруг хозяина, хотя едва держался на ногах от голода, а потом в изнеможении свалился у его ног. О том, как в доме мистера Бьюмариса относились к его причудам, красноречиво говорил тот факт, что неравнодушными свидетелями этой трогательной сцены были все те, кто считал себя в какой-то мере ответственным за плачевное состояние собаки. И собрались они в холле исключительно для того, чтобы оправдаться перед хозяином. Даже месье Альфонс специально пришел с кухни, чтобы подробно рассказать мистеру Бьюмарису о курином бульоне, рагу из кролика, мозговых костях, которые он предлагал Улиссу, потерявшему всякий аппетит. Браф сказал, что он сделал все возможное, чтобы пробудить у него интерес к жизни; дошел даже до того, что принес в дом бродячую кошку, рассчитывая на естественную реакцию Улисса. А Пейнсвик с самодовольным видом поведал хозяину о том, что только он смог найти подход к собаке: ему пришла в голову блестящая идея дать Улиссу одну из перчаток мистера Бьюмариса, и пес, якобы, самозабвенно охранял ее все это время.
Мистер Бьюмарис, не обращая внимания на попытки своих слуг оправдаться, взял Улисса на руки и, обращаясь к нему, сказал:
– Какой же ты глупый! А вот лизать мне лицо не надо. Успокойся, Улисс! Я тронут твоей заботой. Только вот волновался ты зря. Как видишь, я жив и здоров. Здоровьем и тебя Бог не обидел, А что же ты с собой сделал? Опять кожа и кости! Нет, друг мой, так не годится. Ведь тебя увидят и скажут, что мистер Бьюмарис заморил своего пса голодом. И посмотри, до чего ты довел моих людей! Вместо того, чтобы предложить мне завтрак, они собрались все здесь и зачем-то пытаются доказать, что ни в чем не виноваты.
Улисс, который с величайшим наслаждением слушал голос мистера Бьюмариса, взглянул на него с обожанием и, изловчившись, лизнул ему руку. На прислугу слова хозяина подействовали несколько по-другому: их как ветром сдуло. Пейнсвик пошел готовить чистую одежду, Браф – накрывать на стол, Альфонс – резать прекрасную Йоркскую ветчину и варить яйца, а его многочисленные помощники – молоть кофе, резать хлеб, кипятить воду. Мистер Бьюмарис, взяв Улисса подмышку, забрал со столика в холле письма и отправился в библиотеку. Молодому лакею, который поспешно открыл дверь перед хозяином, он сказал:
– Еду для этой глупой собаки!
Распоряжение было мгновенно передано на кухню. Месье Альфонс тут же освободил своего главного помощника от всей работы и приказал приготовить изысканное блюдо для изголодавшегося Уллиса.
Мистер Бьюмарис, просматривая корреспонденцию и откладывая в сторону многочисленные приглашения и счета, увидел конверт без марки, на котором было написано: «Срочно!» Почерк, судя по всему женский, был ему незнаком.
– Так, Улисс, что у нас здесь? – сказал он, вскрывая письмо.
Послание состояло всего из нескольких строк.