Они остановились у двери в карточную комнату. Занавес отделял их от бальной комнаты, положив на него руку, Трейси надменно поглядел сверху вниз на друга.
– Валяться в пыли? Мне? Бог мой! Вы, должно быть, сошли с ума!
– Может быть, и сошел, но говорю вам, Трейси, если эта ваша страсть – любовь, то странно, что вы ставите себя на первое место. И я не дам за нее понюшки табака! Вы хотите эту девушку не для ее счастья, а для своего удовольствия. Это не та любовь, о которой я говорил, что она спасет вас от себя самого. Когда она придет, вы не будете считаться с собой. Вы осознаете свою ничтожность и, самое главное, будете готовы принести ради нее любую жертву. Да, даже если это приведет к тому, что вы ее потеряете!
Губы его милости насмешливо искривились.
– Ваше красноречие поразительно, – заметил он. – Я с Парижа так не забавлялся.
Когда на следующий день герцог Эндовер обедал на Гросвенор-Сквер, ему удалось очень тонко заставить сестру почувствовать подспудную тревогу. Он позволил себе несколько любезных замечаний по поводу ее дружбы с капитаном Лавлейсом, в которых она прочитала неодобрение и зловещее предостережение. Она боялась его, как не боялась мужа, и знала, что если он поймет всю глубину ее чувств к старому поклоннику, то примет весьма действенные меры, чтобы прекратить их общение. Именно тогда, всецело из-за возвращения герцога, она сказала Лавлейсу, что он не должен так явно ее обожать. И навещать ее так часто тоже не следует. Было утро, они находились в будуаре, и Лавиния выглядела очаровательно и соблазнительно в своем пеньюаре, с ненапудренными золотыми локонами, слегка подвязанными кружевной фестончатой рюшью. Во всяком случае Лавлейс отбросил свою шутливую изящную манеру и схватил ее в объятья, почти задушив своими страстными необузданными ласками.
Миледи стала вырываться, слегка вскрикнула и расплакалась. Его поцелуи только усилили рыдания, он поднял ее на руки, и отнеся к креслу, бережно опустил на него. Затем, обмахнув платком пол у ее ног, он опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.
– Лавиния! Богиня! Я вас обожаю!
Сообразив, что слезы портят цвет лица-, леди Лавиния отобрала у него свои руки и стала промокать глаза.
– О, Гарольд! – укорила она его.
– Я вас оскорбил! Какой я негодяй…
– О, нет, нет! – леди Лавиния снова протянула ему руку. – Но это гадко с вашей стороны, Гарри! Вы не должны больше так делать никогда, никогда!
Его рука обвила ее талию.
– Но я люблю вас, милая!
– О! О! Подумайте о Дикки!
При этих словах он отпустил руки и вскочил с колен.
– Почему я должен о нем думать? Я думаю о вас и о себе! Только неделю назад вы признались, что он такой недобрый…
– Очень гадко с вашей стороны напоминать мне об этом! Мы оба сердились друг на друга… а потом мы оба об этом пожалели. Я очень привязана к бедному Дикки.
– Привязана к нему? А, ну, может быть, но вы его не любите! Так, как женщина любит мужчину… Ведь так?
– Гарольд!
– Разумеется, нет! Когда-то вы любили меня… нет, не качайте головой, это правда! Вы вышли бы за меня замуж, если бы не Трейси!
– О, Гарри! Как вы можете так говорить? Какое отношение имел он к этому?
– Вот именно, какое? Кто был виноват в том, что меня раз за разом отказывались принимать в Эндове-ре? Кто был виноват в том, что вас побудили выйти за Карстерза?
– Не Трейси! Это было мое собственное желание.
– Которое он всячески подкреплял?
– О, нет!
– Вы никогда не любили Карстерза…
– Любила! И люблю!
– Вы можете так думать, но я-то лучше знаю. Он ведь вам решительно ни в чем не подходит! Вы созданы для жизни веселой и азартной! Со мной у вас она будет, с ним же…
Она поднялась и приблизилась к нему, глаза ее сверкали, но при этих словах она закрыла уши руками и капризно топнула ножкой.
– Я не буду слушать этого! Говорю вам, не буду! О, вы несносны, раз так меня мучаете!
Лавлейс снова заключил ее в объятья, и отведя вниз ее руки, целовал ее снова и снова.
Она сопротивлялась, стараясь оттолкнуть его, но он прижал ее к себе и поцеловал бы еще, если бы их не прервали.
Раздался стук в дверь, и лакей объявил:
– Его милость герцог Эндовер, миледи!
В мгновенье ока они испуганно отпрыгнули друг от друга. Ее щеки ярко пылали, он побледнел, но держался уверенно.
Его милость остановился в дверях, вопросительно подняв лорнет. Он перевел взгляд с одного на другого и широко открыл глаза, затем отвесил изысканный поклон.
– Моя дорогая Лавиния! Капитан Лавлейс, ваш слуга!
Лавлейс ответил поклоном не менее вычурным.
– Ваша милость!
– Боже мой, Трейси! – воскликнула Лавиния, делая шаг вперед. – Какой неожиданный визит!
– Надеюсь, моя дорогая, я не появился в неподходящий момент?
– О, нет! – уверила она его. – Я очень рада тебя видеть! Но в такой ранний час! Сознаюсь, это меня изумляет! – она подвела его к креслу, продолжая щебетать, как дитя. А у него был такой невинный вид, он так любезно улыбался капитану, что она решила будто он не заметил ее смущенного румянца и ничего не заподозрил.
Только когда удалился Лавлейс, она поняла, как ошибалась. Его милость пересел на стул напротив нее, и она увидела, что он слегка хмурится.
– Ты… ты чем-то недоволен, Трейси? – тревожно поинтересовалась она.
Он нахмурился еще больше.
– Н-нет. Я не «недоволен». Я всего лишь предвижу скандал.
– Я… я не понимаю. Что ты имеешь в виду?
– В настоящее время ничего.
– Трейси, пожалуйста не будь таким загадочным! Ты, что, собираешься дуться?
– Надеюсь, что нет, Лавиния.
– Но тебя что-то раздосадовало?
Вместо ответа он задал вопрос.
– Надеюсь, что ты прошлой ночью хорошо развлекалась… моя дорогая сестрица?
Она вспыхнула. Прошлой ночью был маскарад у леди Девнант, на который ее сопровождал лорд Роберт. Весь вечер она танцевала почти исключительно с Лав-лейсом, но так как оба были в масках, вопрос ее смутил.
– Я развлекалась вполне сносно, спасибо. Ты там был?
– Нет, Лавиния. Я там не был.
– Тогда откуда ты зна…– она в смятении замолчала и прикусила губу: на мгновение она поймала его холодный и пронзительный взгляд.
– Откуда я знаю? – невозмутимо закончил ее фразу его милость. – О многом приходится слышать, Лавиния. Кроме того…– он обвел комнату глазами, – кое-что приходится видеть.