Тот же самый страх | Страница: 22

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Черт тебя побери, я сказал…

– Ну же!

Вырвавшись, Хлорис быстро побежала к двери своего будуара.

– Завтра ночью! – тихо воскликнула она, оборачиваясь. – Неужели я побоюсь какой-то соперницы, Филип, раз ты был со мной?

Дверь закрылась. Он услышал, как деревянный засов скользнул в гнездо. Филип смущенно посмотрел на нелепую маску, которая, казалось, образуется из пламени. Подняв канделябр, он пошел в свою спальню, открыл дверь и с грохотом захлопнул ее за собой.

В спальне был Хопвит, протянувший руки к огню; ночной ветер завывал за окном и бился в стекло.

– Хопвит, в доме есть табак или бренди?

– Милорд, – отвечал потрясенный Хопвит, – есть и то и другое, и в немалом количестве. Но я не знал…

– Когда я тренировался, – загадочно и с горечью заявил Филип, – мне было запрещено и то и другое. Теперь я хочу пить и курить – и побольше.

– Насколько мне известно, у вашей светлости нет трубки. Однако, если вы соблаговолите взять одну из моих…

– Да, это будет для меня большая честь. Принесите!

Хопвит поспешил прочь, а Филип опустился в кресло красного дерева у камина. Хотя кресло было твердым, как камень, если не считать зеленой шелковой подушки, он начинал привыкать к мелким неудобствам. Теперь, когда Хопвит унес канделябр, только один огонек еле мерцал в стеклянном подсвечнике в сырой и душной спальне с сырой, несмотря на грелку, постелью.

Дверь тихо отворилась, и вошла Дженнифер.

На ней были шлепанцы и шелковый стеганый халат с высоко поднятым воротом. Каштановые волосы ниспадали на плечи. Левая рука была плотно прижата к груди; она не смотрела на него.

Разжав руку, она протянула ему кольцо – маленький сверкающий ободок, усыпанный мелкими бриллиантами. Дженнифер переложила кольцо в ладонь правой руки. Филип подскочил с кресла.

– Вот что я нашла в моем багаже, – сказала она. – Я должна была надеть его, когда… В общем, я была так потрясена, что вспомнила кое-что. Ты помнишь, когда ты его купил?

– Нет!

– Примерно семь недель назад. – Дженнифер по-прежнему не смотрела на него. – На следующее утро после того, как ты дрался с тем французом в Харрингее. Я не могу вспомнить его фамилию, но он обладал и европейским, и британским титулом, и ты отправил его в нокаут во втором раунде. На следующий день, когда мне все еще надо было притворяться, будто я не знаю, что ты профессиональный боксер, я пошла с тобой к Гарленду на Риджент-стрит. Ты не говорил, что купил обручальное кольцо, просто сказал, что хочешь сделать мне подарок. Возьми его, Фил. Оно мне не нужно.

По-прежнему не глядя на него, она положила кольцо на комод у двери. Кольцо слегка звякнуло о твердую поверхность.

– Если тебе нужна та женщина, – продолжала она, не поднимая головы, – бери ее.

– Но я не…

– Ах, Фил! Уверена, именно так ты и думаешь. Ты готов поклясться, что она тебе не нужна, и искренне веришь в это. Но в душе ты думаешь по-другому.

Дженнифер переменила тему. Она чуть разжала пальцы левой руки и посмотрела на что-то зажатое у нее в кулаке.

– Другое кольцо, – сказала она, – я бы хотела сохранить.

– Что за другое кольцо?

– Прошу тебя! – воскликнула Дженнифер, сжимая кулак, как будто боялась, что он отберет то, что там лежит. – Оно не такое ценное, как второе. Просто оно мне дорого. Ты подарил его мне… по-моему, вскоре после нашей первой встречи – на память. Там даже есть маленький герб…

– Герб? Какой герб?

– Ничего особенного, – ответила Дженни. – Там почти ничего не видно. Только звезда, какая-то птица и латинский девиз: «И я к звездам». И я была там, Фил! Была!

Чувствуя, как к горлу подступил комок, Филип быстро отвернулся. Когда он повернулся, снова заслышав какой-то шум, дверь уже закрылась – Дженнифер ушла.

Он шагнул за ней, но остановился. Пока рано говорить ей о своих планах, как он решил навсегда избавиться от Хлорис!

Обручальное кольцо ехидно посверкивало бриллиантами с комода. Филип выдвинул верхний ящик и закинул туда кольцо – подальше с глаз, – при этом углядев пыльный продолговатый прямоугольный футляр, обитый серой с золотом кожей. Он помнил, что серый с золотом – фамильные цвета рода Гле-нарвон.

Футляр, видимо, принадлежал молодому и подающему надежды человеку. По крышке бежали позолоченные буквы: «Филип Маддерн Клаверинг». В тот же миг, как он тронул крышку, приоткрылась завеса памяти, воскрешая картины другой жизни: гул мужских голосов, яркий свет, белая афиша… Воспоминание исчезло. В футляре на подкладке из красного бархата лежала пара дуэльных пистолетов с маленьким шомполом между ними.

Филип захлопнул крышку – послышался тихий щелчок.

Он действительно лорд Гленарвон! В своей другой жизни – когда бы она ни протекала – он был девятым или, возможно, десятым графом. В его жилах, несмотря на всю его подлинную или вымышленную ненависть к боксерскому рингу, течет кровь Забияки Джека Клаверинга. И он гордится своим предком!

В голове у него завертелись американские афиши: «Фил Маддерн против Эла Росси! Чемпионат мира в среднем весе!»

Et ego ad astra!

– Благородный девиз, милорд, – ворвался в его мечты голос Хопвита, – но подобает ли выкрикивать его во весь голос в такой поздний час?

– Я что, кричал вслух, Хопвит?

– Боюсь, что так, милорд.

Хопвит торжественно вошел в комнату, неся большой поднос, на котором находились чаша с табаком, три длинные трубки, графин бренди, кувшин с водой, тяжелый бокал без ножки и стакан со свернутыми бумажными фитилями для раскуривания трубок. За ним маячили землистые лица двух кухонных девушек, которым предстояло унести ванну.

С видом завоевателя Хопвит придвинул одной рукой круглый стол красного дерева к самому креслу, как будто стол вовсе ничего не весил. Ловко накрыл столешницу белой скатертью, на скатерть поставил поднос и отступил на шаг, довольный проделанной работой.

– Все ли в порядке, милорд?

– Прекрасно, замечательно! Хопвит, у меня есть деньги?

Хопвит, пристально наблюдавший за двумя прислужницами, возившимися с ванной, хлопнул в ладоши, чтобы те шевелились быстрее.

– Деньги, милорд? При вас – нет. Из-за вашей… рассеянности, как вы помните, ее светлость приказали мне носить ваш кошелек.

– Неужели? – переспросил Филип тоном, не сулившим ничего хорошего. – Завтра же вернете кошелек мне. А пока дайте каждой из служанок по кроне.

– По кроне, милорд?!

– Что, мало? Ну, тогда дайте им…

– Милорд! – Потрясенный Хопвит едва не упал на колени. – Им на двоих и четырех пенни слишком много! Ее светлость прекрасно знает цену деньгам и полагает, что…