Я знал, что буду ехать мимо тюрьмы, и впереди уже виднелись белые холмы. Начало темнеть; ветер, казалось, рвал на куски деревья; у дороги я увидел три свежие могилы. Вокруг – следы ног, вблизи – ни души.
– Пейзаж очень похож на тот, что изображен на картине, которую доктор Гримо купил у мистера Бернаби, – нарушил Хедли странную атмосферу, созданную мечтательным голосом Дреймена.
– Я… я не знаю, – протянул Дреймен, видимо, удивленный. – Правда? Я не заметил.
– Не заметили? Разве вы не видели картины?
– Видел, но лишь в общих чертах – деревья, пейзаж…
– И три надгробья…
– Не знаю, что вдохновило Бернаби, – вяло продолжал Дреймен и потер лоб. – Бог свидетель, я никогда ему про это не рассказывал. Наверное, это стечение обстоятельств. На тех могилах не было надгробий. Были простые деревянные кресты… Но я уже говорил, что ехал верхом, и смотреть на могилы мне было не очень приятно. На фоне темно-зеленого ландшафта и белых холмов они имели довольно необычный вид. Но что было, то было. Если это могилы узников, подумал тогда я, то странно, почему они так далеко от тюрьмы? Вдруг мой конь стал на дыбы и чуть не сбросил меня. Повернувшись, я понял, что его испугало. Холмик па одной из могил поднялся и рассыпался. Послышался треск. Из могилы показалось что-то темное. Это была всего лишь рука, на которой шевелились пальцы, но ничего страшнее мне видеть в жизни не случалось.
– Со мной происходило тоже что-то непонятное, – продолжал Дреймен. – Спешиться я боялся – чтоб не вырвался и не ускакал конь, – а ускакать самому на коне было стыдно. В голову полезли вампиры и всякие легенды про загробный мир. Откровенно говоря, я просто испугался. Конь вертелся, словно волчок, я уже достал револьвер, а когда снова обернулся, то увидел, что из могилы выбрался человек и направился ко мне.
Да, джентльмены, тогда я встретил одного из наилучших моих друзей. Человек наклонился и взял лопату – наверное, оставленную землекопами. Когда он подошел ближе, я закричал по-английски: «Что вам нужно?» Ни на каком другом языке я в тот миг не мог вспомнить ни одного слова… Человек остановился и тоже по-английски, но с сильным акцентом заговорил: «Помогите мне, милорд, не бойтесь!» И отбросил лопату. Конь успокоился, а я – нет. Человек был невысокого роста, но очень крепкий. Ею темное, припухшее лицо было в маленьких пятнах и в сумерках казалось красным. Пошел дождь. Он стоял, размахивая руками, и что-то говорил мне. Я не буду пытаться пересказывать все слово в слово. Человек рассказывал что-то наподобие: «Видите ли, милорд, я не умер от чумы, как те двое. – Он показал на две другие могилы. – Я не заразный. Посмотрите, как дождь все смывает. Это – моя собственная кровь». Человек даже показал потемневший от копоти язык, и под дождем он стал чистым. Это было какое-то потустороннее зрелище: сама его фигура, это место… Потом человек стал заверять, что он узник не уголовный, а политический, и ему удалось убежать из тюрьмы. – Дреймен наморщил лоб и снова усмехнулся. – Помог ли я ему? Конечно, помог. Я загорелся желанием помочь ему. Пока мы составляли план, он рассказал, что был одним из троих братьев, студентов Клаузенбернского университета, арестованных во время выступления за независимость Трансильвании под протекторатом Австрии, как это было до тысяча восемьсот шестидесятого года. Все трое сидели в одной камере, двое умерли от чумы. При помощи врача, тоже заключенного, он симулировал точно такие же, как у братьев, симптомы болезни и притворился, будто умер. Было маловероятно, что кто-то станет проверять заключение врача, ведь всю тюрьму охватил ужас перед чумой. Даже те, что хоронили этих троих, отворачивались, когда клали тела в сосновые гробы и накрывали крышками. Они должны были похоронить мертвецов вдалеке от тюрьмы и старались выполнить эту работу как можно быстрее. Врач незаметно положил ему в гроб клещи. Человек показал их мне. Сохранив спокойствие, не расходуя слишком много воздуха, сильный человек мог нажать головой и поднять крышку настолько, чтоб просунуть в щель клещи, а затем выбраться сквозь мягкую землю из могилы.
Когда он услыхал, что я – студент из Парижа, наш разговор пошел совсем легко. Его мать была француженка, и по-французски он говорил безукоризненно. Мы решили, что ему лучше всего отправиться во Францию, где он не вызовет подозрений. В тайнике у него было немного сбереженных денег, а в его родном городе жила девушка, которая… – Дреймен вдруг замолчал, словно спохватился, что сказал лишнее.
– Думаю, мы знаем, кто была эта девушка, – кивнул головой Хедли. – Да пока не будем беспокоить мадам Дюмон. Что было дальше?
– Ей можно было доверить забрать из тайника деньги и привезти их в Париж. Вряд ли все это могло вызвать огласку. Ведь Гримо считали умершим. Однако он очень боялся, страх не покидал его, пока он не побрился и не надел один из моих костюмов. Мы не вызвали никаких подозрений. В те дни паспортов не существовало, и по дороге из Венгрии он считался моим английским другом, которого я будто бы встретил в Трауше… Вот и все, джентльмены! Остальное вы знаете. – Дреймен глубоко вздохнул. – Можете проверить все, что я рассказал.
– Вы сказали, послышался треск? – спросил доктор Фелл.
Вопрос был таким неожиданным, что Хедли удивленно оглянулся, а Дреймен направил на голос взгляд почти невидящих глаз. Доктор Фелл, постукивая по ковру палкой и тяжело дыша, сидел невозмутимо.
– Думаю, это очень важно, – глядя на огонь, добавил он, словно ему кто-то возражал. – Очень важно. Гм… У меня, мистер Дреймен, к вам лишь два вопроса. Вы слыхали, как затрещала… крышка гроба? Выходит, могила, из которой выбрался Гримо, была очень мелкая?
– Да. Очень мелкая. А то бы он из нее не выбрался.
– Второй вопрос. Относительно тюрьмы. Порядки в ней были строгие или не очень?
Этот вопрос удивил Дреймена, но он сдержанно ответил:
– Не знаю. Слышал лишь, будто чиновники сетовали на администрацию тюрьмы. Думаю, они были недовольны тем, что болезнь распространилась за пределы тюрьмы, и поэтому уменьшилось число рабочих на соляных шахтах. Между прочим, имена умерших были опубликованы в газете. Я видел сам. Поэтому еще раз спрашиваю: какая польза копаться в старых скандальных историях? Это вам не поможет. Вы же видите, что касается Гримо, нет никаких сомнений, но…
– Правильно, в этом вся суть, – буркнул доктор Фелл, внимательно глядя на Дреймена. – Я тоже хочу это подчеркнуть. Сомнения нет… никакого. Что может заставить человека зарыть в землю все следы своего прошлого?
– …но можно возвести обвинение против Эрнестины Дюмон, – повысив голос, закончил Дреймен. – Вы понимаете, что я имею в виду? А дочь Гримо? А это предположение, что один или оба его брата живы? Они мертвые, а мертвые из могил не выходят. Позвольте спросить, кто подал мысль, что Гримо убили его братья?
– Сам Гримо, – ответил Хедли.
Ремполу показалось, что Дреймен ничего не понял. Он, пошатнувшись, словно у него перехватило дыхание, поднялся со стула, расстегнул пальто, провел рукой по горлу и снова сел. Лишь его остекленевший взгляд не изменился.