Он спрашивал себя, почему Лидия обаятельнее своей старшей, гораздо более красивой сестры, когда та очнулась от каких-то неизвестных мечтаний и привела его в замешательство, спросив.
– Мы разорены, Адам?
– О, я надеюсь, что все это не настолько плохо!
– Мне следовало бы сразу тебе сказать, – перебила его Лидия, – что хотя я всегда решительно противилась образованию, от которого, как я очень быстро поняла, мне в любом случае не будет никакого проку, но я вовсе не глупа! Ну, если уж даже Шарлотта догадывалась, что мы годами пребывали на грани катастрофы, – а ведь никто не скажет, что она соображает лучше меня! И еще, Адам, мне уже исполнилось семнадцать, помимо того, что у меня уйма житейской мудрости, и я собираюсь помочу тебе, если смогу, так что, пожалуйста, не говори со мной таким тоном, будто меня это не касается!
– Прошу меня простить! – поспешно извинился он.
– Это разорение?
– Боюсь, что-то до боли на него похожее.
– Я так и думала. Мама уже неделями говорит, что может в любой момент остаться без крыши над головой.
– До этого дело не дойдет, – заверил он ее. – Она получит свою вдовью долю наследства – ты знаешь, что это такое?
– Да, но она говорит, что это ничтожная сумма и что нам придется перебиваться кровяной колбасой, – а это, Адам, никак не подходит для мамы.
– Мама преувеличивает. Надеюсь, что она будет жить в сносных условиях. У нее около восьмисот фунтов в год – не богатство, конечно, но, по крайней мере, независимость. При разумной экономии…
– Мама, – заявила Лидия, – никогда не изучала экономию.
Он улыбнулся:
– А ты?
– Только политическую экономию, а от нее нет никакого проку! Я, может быть, не так много о ней знаю, но все-таки знаю, что она имеет отношение к распределению богатства, вот я и решила не мучить себя ею, за неимением какого-либо богатства для распределения.
– А разве знающая мисс Кекуик не учила тебя экономно вести домашнее хозяйство?
– Нет, ее мышление – высшего порядка. Кроме того, все знают, что это означает! Это – съедать только одно блюдо за обедом, иметь недостаточно лакеев и самой шить себе платья, что совершенно бесполезно, потому что если у тебя нет денег, чтобы за что-либо заплатить, то это самая идиотская трата времени – учиться, как их сберечь! Мама не станет этого делать – но я думала не о ней, я думала о тебе и о Фонтли. – Она устремила на него серьезный взгляд. – Мама говорит, что Фонтли будет потеряно для нас. Это правда? Пожалуйста, скажи мне, Адам! – Она прочла ответ на его лице и потупила взгляд. Тщательно расправив складки муслинового платья на коленях, она сказала:
– Я нахожу эту мысль просто отвратительной.
– И я тоже, – грустно согласился он. – Слишком отвратительной, чтобы о ней говорить, до тех пор, пока я с ней не свыкнусь.
Она подняла глаза;
– Я знаю, что для тебя это гораздо хуже, и не собиралась говорить об этом так жалостливо. Дело в том, что я убеждена: нам следует предпринять усилия, чтобы спасти Фонтли. Я много думала об этом и понимаю, что это теперь и мой долг – подыскать блестящую партию. Как ты думаешь – у меня получилось бы, если бы я задалась такой целью?
– Нет, конечно нет! Моя дорогая Лидия…
– О, я смогу! – сказала она решительно. – Я, конечно, понимаю, что на этом пути, может быть, встретится загвоздка-другая, особенно важно то обстоятельство, что я еще не выезжаю в свет. Мама, знаешь ли, собиралась выезжать со мной в этом сезоне, но она не может этого сделать, пока мы в трауре, и я понимаю, что если я не появляюсь в обществе…
– Кто втемяшил тебе в голову всю эту чепуху? – перебил Адам сестру.
Она посмотрела удивленно:
– Это не чепуха! Неужели ты не знаешь, как, мама надеялась на то, что Шарлотта подыщет блестящую партию? Она почти это сделала, но не приняла предложения из-за Ламберта Райда. И я должна сказать, что это в значительной степени лишило ее моей благосклонности! Разве что, дура, не знала, что из этого получится. Так оно и случилось! Мама неделями не говорит ни о чем, кроме как о Марии и о том, что она никогда не пренебрегла бы своим долгом, как бедная Шарлотта!
– Райд? – проговорил Адам, пропустив мимо ушей последнюю, и весьма примечательную часть этой речи.
– Да, разве ты его не помнишь?
– Конечно помню, но я не видел его с тех пор, как приехал домой и…
– О нет! Он в отъезде. Ему пришлось уехать в Эдинбург, потому что одна из его шотландских тетушек умерла, а он был опекуном, или что-то в этом роде. Адам, ты не станешь запрещать Шарлотте выйти за него замуж, правда?
– Боже правый, мне нечего сказать по этому поводу! Они по-прежнему этого хотят?
– Да, и ты должен что-то сказать! Шарлотта пока – несовершеннолетняя, и я знаю, что ты – наш опекун.
– Да, но…
– Если ты считаешь, что было бы неподобающе разрешать нечто такое, что не нравилось папе, так я скажу тебе – это все не он, а мама, – с готовностью поведала Лидия. – Он сказал, что она должна поступить, как ей нравится, но ему совершенно все равно. – На мгновение задумавшись, она добавила:
– Я не удивлюсь, если тебе удастся внушить маме эту мысль теперь, когда мы разорены. Ей, конечно, это совершенно не понравится, и я должна признать, что это действительно выглядит потрясающим мотовством со стороны Шарлотты – транжирить себя на Ламберта Райда! Однако отчаиваться совсем не нужно! У меня не так много знакомых молодых джентльменов, но я знаю, что очень хорошо уживаюсь с пожилыми, потому что всякий раз, когда папа принимал здесь кого-нибудь из своих друзей, я замечательно с ними ладила! И, как я обнаружила, именно у пожилых джентльменов самые крупные состояния. Не понимаю, что я такого сказала, чтобы ты так смеялся!
– Конечно не понимаешь, пожалуйста, прости меня! – взмолился Адам. – Думаю, что ты, наверное, поговорила с Уиммерингом?
– Нет! А что? – спросила она, удивившись.
– Это именно тот совет, который он дал и мне: найти блестящую партию!
– Ага! – глубокомысленно проговорила Лидия, подвергая сказанное осмыслению, и покачала головой. – Нет, только не ты! Шарлотта говорит, что, если отношения уже сложились, сама мысль о браке с кем-то другим отвратительна.
Адам, обнаруживший, что его сестра так же способна смутить, как и позабавить, ответил с похвальным хладнокровием:
– Так и сказала? Ну, наверное, она знает лучше меня, так что не стану спорить на сей счет.
– Ты виделся с Джулией, когда был в Лондоне? – поинтересовалась Лидия, не заметив колкости. – Знаешь, Оверсли переехали из Бекенхерста в начале месяца. – Она заметила некоторую напряженность в его лице и, обеспокоенная, спросила:
– Мне не следовало этого говорить? Но она сама сказала мне об этом!