— Да, никакой опасности не было! Если Анкилла говорит…
— Никакой опасности не было? Ну вот что я тебе скажу, дорогая. Нэд Бэннингем на другой день был в Йорке, встречался с друзьями. Один из тех, кто присутствовал там на обеде, оказался — кто бы ты думала? — не кто иной, как тот парень, который чуть было не наехал на Пэтинс! Я не помню его имени, но рискну утверждать, что ты-то наверняка помнишь! Ни о чем другом тот не мог говорить, кроме как об инциденте, участником которого оказался. Он всем рассказывал, какой молодчиной проявила себя Пэтинс и как скромно себя вела, словно ничего не случилось. А сам он чуть не рехнулся, когда едва не раздавил ее в лепешку, и Пэтинс спасло только чудо. Он описал и тебя тоже. Джек не стал пересказывать мне его доподлинные слова, думаю, только потому, что ты моя кузина и я не люблю, когда мне приходится краснеть. Но уж Джеку-то Нэд все точно рассказал, и, конечно, Джек сообщил Артуру, а затем дошло и до Грега… Вот налицо и причина, почему сегодня вечером от тебя все отвернулись. Знаешь, никто бы и ухом не повел, если бы ты говорила гадости о Софи Бэннингем — ее не больно-то любят, но очернить Пэтинс — это слишком. Она у всех пользуется заслуженной любовью. Скажу больше, пока ты не вернулась в Стаплс и не перебаламутила всю округу, она и Лиззи считались здесь самыми хорошенькими девушками, за ними больше всех ухаживали. Поэтому опусти-ка перышки да подумай, что ты собой представляешь на самом деле, прекрасная мисс Вилд!
К тому времени, когда мисс Трент после этого вечера наконец получила возможность добраться до своей кровати, она была настолько вымотана, что почти сразу же погрузилась в глубокий, хотя и тревожный сои. Возвращение в Стаплс завершилось тем, что из глаз Тиффани хлынули потоки слез, которые не высохли и тогда, когда она с помощью Анкиллы поднялась наверх в свою спальню. Мисс Трент, забыв на время о собственных бедах, сначала ее успокоила, затем помогла ей раздеться и, наконец, пока та находилась в податливом состоянии, попыталась втолковать Тиффани, что, каким бы грубым ни казалось поведение Кауртни, в его словах ничего, кроме правды, не было. Растирая виски Тиффани венгерской водой, она старалась говорить мягко, с сочувствием, надеясь найти отклик в ее душе. Ей было жаль Тиффани. Пусть тщеславная, самонадеянная и вздорная сверх всякой меры, тем не менее она была всего лишь избалованной девчонкой, которой потакали во всем чуть ли не со дня ее появления на свет. Но вот впервые за все время своего головокружительного успеха признанной красавицы, привыкшей ко всеобщему поклонению, Тиффани получила жестокий удар, к которому оказалась не готова. «Возможно, — подумала мисс Трент, мягко опуская полог ее кровати, — он все же послужит ей хорошим уроком».
Утром Тиффани не спустилась к завтраку. Но когда мисс Трент поднялась к ней в спальню, то не нашла ее лежащей в полутемной комнате с мокрым полотенцем на лбу и нюхательной солью в руке, как это уже бывало не раз, когда ее подопечная оказывалась не в духе. Девушка сидела на кровати и с задумчивым видом ела землянику. Она впилась глазами в компаньонку, явно приготовившись к защите, но на пожелание доброго утра, произнесенное веселым тоном, ответила с подобающей любезностью.
— Все еще никаких писем из Бридлингтона, — сообщила мисс Трент. — Но Нетли только что принес посылку, доставленную в сторожку привратника. Я бы ни за что не догадалась, что бы это могло быть, если бы не сопроводительная наклейка. Более громоздкой упаковки вы, дорогая, даже не можете себе представить! Эти безмозглые торговцы тканями прислали не образцы, а целый тюк шелка! Должно быть, не так поняли миссис Андерхилл. Теперь остается только надеяться, что он подойдет к парче. Придется везти его в коляске к миссис Таутон. Вы поедете со мной, дорогая?
— Нет, на это уйдет не один час, а я не могу — у меня созрел план.
— Ну, вот это мило! Оставить меня в компании Джеймса, из которого ничего другого не выжмешь, кроме «да, мисс» и «нет, мисс». А что у вас за план?
— Собираюсь проехаться в городок, — пояснила Тиффани с некоторым вызовом в голосе. Потом, искоса глянув на мисс Трент, добавила: — Ну, точнее, посетить дом пастора. Помните ту розу из алого бархата, которую я купила в Харрогите? Хочу завернуть ее в серебряную бумагу и вручить Пэтинс. Специально чтобы она прикалывала ее к газовому бальному платью. Как вы думаете, хороший подарок? Роза очень дорогая, как вам известно, а я ни разу с нею нигде не появлялась. Хотела прикрепить к платью на последний вечер, но нашла, что она мне не вполне подходит. А Пэтинс часто носит розовое, поэтому, полагаю, она будет мне очень и очень признательна. Как вы думаете? А это должно заставить многих изменить ко мне отношение. Еще я хочу пригласить ее завтра утром с нами на прогулку… Ну, знаете, просто с вами и со мной.
— Вот это будет поистине благородным жестом с вашей стороны, — искренне произнесла мисс Трент.
— Да, и еще каким! — без ложной скромности согласилась Тиффани. — Прогулка, конечно, будет невыносимо скучной, можете мне поверить, так как Пэтинс ужасная зануда. Она начнет останавливаться возле каждого сорняка и подолгу объяснять, какое это редкое растение. Но я намерена все стерпеть, даже ее разглагольствования о природе!
После таких замечаний мисс Трент при всем своем желании не могла отнестись с энтузиазмом к замыслам воспитанницы, но сочла за лучшее принять их как первый шаг Тиффани в верпом направлении, пусть даже они и продиктованы личными интересами. Она пошла приготовиться к долгой и довольно утомительной поездке к бедствующей вдове миссис Таутои, а Тиффани, обрывая шнурок звонка, дала волю своему воображению. Ей рисовались упоительные сцены, как неверные поклонники, узнав о ее великодушии, испытают угрызения совести, раскаются, что так неверно судили о ней, и наперебой примутся завоевывать прощение.
Это были отрадные картины, а поскольку Тиффани абсолютно не сомневалась, что проявляет поистине королевское великодушие, то катила в дом пастора не опасаясь, что может встретить там далеко не тот восторженный прием, который, по ее мнению, был ею вполне заслужен.
Слуга пастора, впустивший ее в дом, казалось, засомневался, когда она весело провозгласила, что приехала к мисс Чартли, но все же проводил девушку в гостиную и пообещал справиться, дома ли мисс Чартли. Когда он вышел, Тиффани, глянув на свое отражение в зеркале, висящем над камином, и поправив блестящие локоны, выбившиеся из-под полей шляпки, подошла к окну.
Гостиная выходила окнами в сад, радующий глаз цветами, ухоженным кустарником, хорошо выкошенным газоном и несколькими отличными деревьями. Вокруг ствола одного из них была сооружена скамейка в местном стиле, и рядом с ней стояли так, будто только что с нее поднялись, Пэтинс и Линдет, а лицом к ним — пастор, держа каждого за руку.
Какое-то мгновение Тиффани вглядывалась в эту сцепу, толком еще не осознав всей важности увиденного. Но когда Линдет с высоты своего роста посмотрел, улыбаясь, на Пэтинс, а та подняла на него восхищенные глаза, правда обрушилась на нее, ослепив как блеск молнии.
Тиффани настолько была к этому не готова, что понимание происходящего заставило ее чуть ли не окаменеть. Нежелание верить глазам своим, ярость и досада переполнили ее. Что же получается? У нее прямо из-под носа лорда Линдета похитила Пэтинс Чартли? Поверить в такое было невозможно! Чтобы Пэтинс — и вдруг получила предложение руки и сердца от Джулиана? И тут же Тиффани обожгла другая мысль: а ведь ей он даже намека не сделал на то, чтобы выйти за него замуж! Ее охватило болезненное чувство обиды.