Нежданная любовь | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Да оставьте вы Обри хоть на минуту! — прервал ее Деймрел. — Прежде чем я выскажу вам свое мнение о вашем плане обосноваться в Лондоне, Йорке или Тимбукту, скажите мне кое-что.

— Хорошо, но я не спрашивала вашего мнения об этом, — возразила Венеция.

— Тем не менее вы его услышите. Что вас так расстроило с тех пор, как мы с вами виделись в прошлый раз, Венеция? Почему вы стали рассматривать ваш отъезд из Аидершо как неотложную проблему? — Он добавил с насмешливой улыбкой: — Мне не нужны истории об экономках и прачках, радость моя, и если вы думаете, будто в состоянии меня одурачить, то вы ошибаетесь! Что вам сделала эта ведьма?

Венеция покачала головой:

— Ничего, кроме того, что я вам уже рассказывала. Я никогда не думала вас дурачить, — просто я, очевидно, придаю слишком большое значение тому, что было сказано, вероятно, всего лишь с целью меня позлить.

— А что именно было сказано?

Она немного поколебалась, прежде чем ответить.

— Это касается Обри. Миссис Скорриер не любит его так же, как меня, и, должна признаться, у нее есть на то основания. Он как злая оса, которая жалит вас и не дает себя прихлопнуть! Конечно, миссис Скорриер сама вызвала такое отношение своей злобой ко мне, но это не оправдывает Обри — он не должен вести себя столь неподобающим образом!

— Черт бы его побрал! — сердито воскликнул Деймрел. — Я думал, что пресек это приятное развлечение!

Венеция удивленно посмотрела на него:

— Вы сказали Обри, что ему не следует так поступать?

— Нет, всего лишь, что его забавы только усиливают злобу этой женщины к вам.

— Так вот в чем дело! Я вам искренне благодарна! Последние два дня Обри едва открывал рот в ее присутствии. Но либо вред уже причинен, либо миссис Скорриер возмущает, что Обри закрывается в своей комнате и присоединяется к нам только за обедом с хором из греческой трагедии, так громко звучащим в его ушах, что иногда приходится окликать его полдюжины раз, прежде чем он услышит! Она не может этого понять и считает его невежливым. Шарлотте Обри тоже не правится, но потому, что говорит вещи, которые ей непонятны, и это внушает ей страх перед ним. К тому же Шарлотту смущает хромота Обри, и она всегда отворачивается, когда он встает со стула или идет по комнате.

— Я это заметил, когда повстречал вас в парке, и надеялся, что она быстро избавится от этой привычки.

— Думаю, Шарлотта старается от нее избавиться. Но это дало повод миссис Скорриер сказать то, что, должна признаться, повергло меня в уныние. Она заявила, что Шарлотта испытывает ужас перед увечьями, и поэтому было бы неплохо, если бы теперь, когда она в интересном положении, Обри какое-то время пожил у друзей. Конечно: эта фраза не звучала настолько недвусмысленно, так что, возможно, я все преувеличиваю.

Лицо Деймрела помрачнело, и он отозвался изменившимся голосом:

— Нет! Если эта женщина способна сказать такое вам, то я не стал бы держать пари, что она не скажет это Обри, когда он ее разозлит!

— Этого я и опасаюсь, но неужели возможна такая жестокость?

— Еще как! Конечно, едва ли эта мегера способна хладнокровно так поступить, но я уже говорил вам, моя святая невинность, что вы не знакомы с подобными существами. Женщина с необузданными страстями capable de tout! [37] Выведите ее из себя, и она скажет такое, что искренне осуждала бы, услышав от кого-то другого! — Деймрел сделал паузу, нахмурившись и сверля глазами лицо Венеции. — Что еще она вам сказала? — резко осведомился он.

— Не можете же вы требовать от меня повторения всей этой злобной чепухи!

— Да, лучше избавьте меня от нее. Значит, все дело в этом выпаде против Обри?

— Разве его недостаточно? Если бы вы знали, Деймрел, какие он испытывает муки, отшатываясь от всех незнакомых людей из страха вызвать жалость или отвращение, которое пытается скрыть Шарлотта!

— Я знаю. Конечно, едва ли эта женщина дойдет до такой низости без особо изощренной провокации, но парень чересчур чувствителен. Может быть, мне забрать его у вас? Я уже говорил ему, что он может перебраться в Прайори, когда захочет. Его ответ не отличался изяществом, но делает ему честь. Он осведомился, всерьез ли я предлагаю ему бежать тайком, предоставив вам выдерживать удар. В тот момент мне показалось несвоевременным доказывать ему, что, если он убежит, удар будет менее сильным, но если хотите, я могу это сделать. Единственная трудность в том, чтобы скрыть от него подлинную причину, но думаю, мне удастся с этим справиться.

Венеция почти непроизвольно протянула руку и шутливым тоном, скрывая более глубокие чувства, сказала:

— Какой же вы хороший друг, Злой Барон! Что бы мы без вас делали? Я знаю, что могла бы, если дела пойдут скверно, отправить Обри к вам. Эта мысль спасала меня от отчаяния. В случае необходимости я бы не колебалась — интересно, сталкивались ли вы когда-нибудь с подобной бесцеремонностью? — но пока такого случая нет и может никогда не представиться, если Обри не станет прислушиваться к глупостям, сказанным исключительно с целью его уязвить. Без крайней надобности я не намерена навязывать вам своего брата.

Деймрел все еще держал Венецию за руку, но теперь его пальцы показались ей странно неподвижными. Она вопрошающе посмотрела на Деймрела и увидела в его глазах незнакомое выражение, а на губах горькую усмешку над самим собой. Должно быть, Венеция обнаружила свое удивление, так как усмешка исчезла, и Деймрел, отпустив ее руку, беспечно произнес:

— Я никогда не позволяю ничего мне навязывать. Просто я был бы рад принять Обри в Прайори. Парень мне нравится, и я не считаю его обузой, если вас беспокоит именно это. Никто не может обвинить его, что он гость, который затрудняет хозяев. Позвольте ему приехать ко мне, когда сочтете нужным, и оставаться у меня столько времени, сколько понадобится вам обоим.

— Это свидетельствует в вашу пользу! — рассмеялась Венеция. — Благодарю вас! Думаю, это продлится не очень долго. Леди Денни слышала от сэра Джона, что мистер Эпперсетт собирается вернуться к нам к середине будущего месяца. Очевидно, его кузен, который любезно предложил обменяться с ним жильем и обязанностями после его болезни, не жаждет провести зиму в Йоркшире. Несколько лет назад мистер Эпперсетт сказал мне, что, если я захочу на время куда-нибудь уехать, он охотно предоставит Обри комнату.

— Ну, раз дела Обри устроены ко всеобщему удовлетворению, перейдем к вашим, прекрасная Венеция! Вы говорили, что хотите обосноваться в собственном доме?

— Конечно!

— Тогда пришло время призвать вас к порядку, — мрачно заявил он. — Оставьте детские мечты, радость моя, и вернитесь на землю! Это невозможно!

— Вовсе нет! Разве вы не знаете, что я обладаю тем, что мистер Митчетт — он наш адвокат и один из моих опекунов — называет солидным независимым состоянием?