— Конечно, так говорить не подобает, но тебе есть чем гордиться. Очаровать такого человека, как Деймрел, до такой степени, чтобы он испытывал желание на тебе жениться, это настоящий триумф! Ведь для него это бы означало изменение всего образа жизни! Признаюсь тебе, дорогая, что, если бы речь шла об одной из моих дочерей, я ходила бы гордая, как павлин! Не то чтобы я считала кого-то из них на это способными — хотя Марианна может вырасти в очень красивую девушку, — но я бы никогда их и близко к нему не подпустила!
Венеция не обращала на нее никакого внимания.
— Несчастный глупец! — воскликнула она. — Как он мог подумать, что меня заботила бы подобная чепуха? О, как же я зла на них обоих! Сделать меня такой несчастной! Вести себя так, будто я семнадцатилетняя дурочка! Благодарю вас, дорогая тетя!
Миссис Хендред, высвободившись из импульсивных объятий племянницы и инстинктивно поправив чепчик, снова начала беспокоиться, так как при всем оптимизме не могла приписать бурную радость Венеции всего лишь гордости одержанной победой.
— Да, дитя мое, но не думай… я имею в виду, это ничего не меняет! Такой брак погубил бы тебя! Венеция весело посмотрела на нее:
— В самом деле? Но, мэм, ведь Деймрел приехал на север, спасаясь от стараний своих тетушек женить его на леди, обладающей респектабельным происхождением и солидным состоянием, дабы восстановить его репутацию в глазах общества. Не вижу, как можно было этого достичь, если бы брак с ним оказался гибелен для леди, и не верю, что план был задуман без знания и одобрения родителей мисс Абли!
— Что? — воскликнула миссис Хендред. — Амелия Абли? Не может быть!
— Может, мэм, поэтому объясните, почему ее репутация пережила бы подобный брак, а моя — нет?
Краткий период облегчения для миссис Хендред оказался позади. Она уставилась на племянницу, теребя шаль и несколько раз пытаясь заговорить, пока наконец не разразилась бессвязными фразами:
— Это не одно и то же… О боже, как бы я хотела… Ты не понимаешь, Венеция… Обстоятельства мисс Абли… ну, они совсем иные!
— В каком смысле?
— О, в сотне смыслов!.. Во-первых, ей больше тридцати, у нее безобразная фигура, курносый нос, ужасная походка! Никто не стал бы порицать Лэтчфорда за то, что он с радостью ухватился бы за любую возможность выдать ее замуж, особенно если тетушки Деймрела намеревались сделать его своим наследником, что меня бы ничуть не удивило! Я не хочу сказать, что мисс Абли недостаточно респектабельна, но в таком возрасте и живя всю жизнь в городе она никак не может считаться невинной простушкой и, безусловно, знала, на что шла. А твои обстоятельства, дорогая, всем известны, и все понимают, что у тебя не может быть никакого жизненного опыта. Если бы Деймрел собрался на тебе жениться, это шокировало бы всех! Есть что-то непередаваемо омерзительное в браке повесы с красивой девушкой гораздо моложе его и абсолютно невинной и простодушной, что бы ты ни говорила!
В начале этого монолога в глазах Венеции продолжала светиться уверенная улыбка, которая, однако, увяла, когда миссис Хендред добралась до триумфального заключения. С беспокойством наблюдая за племянницей, она с радостью отметила, что та слегка нахмурилась и выглядит задумчивой.
Миссис Хендред решила закрепить достигнутые преимущества:
— Конечно, дитя мое, тебе не более, чем монахине, известно, как смотрят на подобные вещи, но можешь не сомневаться, что он об этом отлично осведомлен!
Венеция посмотрела на нее.
— Да, — медленно произнесла она, вспоминая прерванную сцену в библиотеке Андершо и то, как ее впоследствии огорчило поведение Деймрела. «Вы не осознаете, какие преимущества я мог бы извлечь из вашей невинности», — сказал он тогда. — Да, — повторила она. — Теперь я начинаю понимать…
— Я не сомневалась, что ты поймешь — ведь ты такая толковая, дорогая моя! — обрадовалась миссис Хендред. — Я знаю, каким все это кажется тебе сейчас, но можешь мне поверить, что такое продолжается не долго. Я думала, что умру от отчаяния, когда мама — твоя бабушка — и Франсис заставили меня порвать с бедным Себастьяном! Три дня я плакала не переставая, но в конце концов вышла за твоего дядю и уверена, что все сложилось к лучшему!
— И вы никогда ни о чем не жалели, мэм? — спросила Венеция, с любопытством глядя нa нее.
— Никогда! — решительно заявила миссис Хендред. — Себастьян был никудышной партией — у него не было ни гроша! Только подумай, чем бы это обернулось! Кстати, это навело меня еще на одну мысль, дорогая. Все говорят, будто Деймрел растратил все деньги на свои причуды, что делает его совсем неподходящим женихом! Естественно, будь он богат, тогда другое дело, ибо, в конце концов, солидное состояние… Но он практически разорен, так что ничто не говорит в его пользу, и это ему отлично известно, так как он заявил об этом твоему дяде. Деймрел и твой дядя уверены, что ты найдешь себе отличную партию. И никто, моя дорогая племянница, не будет рад этому больше, чем я!
— Я не собираюсь выходить замуж ради денег, мэм.
— И правильно, — одобрительно кивнула миссис Хендред. — Девушке не подобает выглядеть корыстной! Со своей стороны, я была бы счастлива видеть тебя замужем за респектабельным джентльменом хорошего происхождения и достаточно состоятельным, чтобы обеспечить тебя удобствами, без которых, можешь не сомневаться, жизнь была бы невыносимой!
Венеция подошла к окну и вернулась назад.
— Теперь я вижу, что это будет нелегко, — промолвила она.
— Нет-нет, дитя мое! Никаких трудностей! Я просто имела в виду…
— Отказаться от счастья из-за щепетильности! — продолжала Венеция, не обращая на нее внимания. — Мне это кажется абсурдным! Но он поступил именно так, а если он решил быть благородным до идиотизма… Да, это будет нелегко. Я должна подумать!..
Забыв о тете, она быстро вышла из комнаты, оставив достойную леди озадаченной и встревоженной.
Рискнув позднее возобновить протесты против снятия дома в Ханс-Тауне, миссис Хендред сначала обрадовалась, узнав, что Венеция отказалась от своего намерения, но потом стала беспокоиться. Она не могла поверить, что ее доводы привели к столь внезапной перемене, и чем больше думала об этом, тем меньше ей нравилась готовность племянницы забросить взлелеянный ею план. Казалось, Венеция напрочь забыла о доме в Ханс-Тауне, ибо, когда миссис Хендред заговорила о нем, она недоуменно уставилась на нее, а потом сказала:
— Ах это! Нет-нет, мэм, не беспокойтесь! Вы были правы, и мне совсем не хочется туда переселяться.
Миссис Хендред, хотя и имела все основания радоваться такому ответу, все же ощущала смутную тревогу. Ей казалось, что Венеция не только думает о чем-то постороннем, но и вынашивает какой-то новый план. Попытка выяснить, что это за план, не увенчалась успехом: Венеция только улыбнулась и покачала головой, внушив тете малоприятную мысль, что новый план может оказаться таким же шокирующим, как и старый. Миссис Хендред начало хотеться, чтобы ее суровый супруг не уезжал в Беркшир, и во время необычной для нее бессонной ночи она даже подумала о том, не отправить ли ему спешное письмо с просьбой вернуться. Однако утром это отчаянное решение стало казаться глупым и неосторожным, ибо, в конце концов, что такого могла замышлять Венеция, что оправдало бы срочный вызов ее дяди? Подобный вызов рассердил бы его так же, как и неизбежное открытие, что его жена сообщила Венеции вещи, о которых, но его мнению, ей знать не следовало. Мистер Хендред отправился в Беркшир заседать в суде квартальных сессий, которые он, будучи весьма педантичным в вопросах исполнения своих обязанностей, посещал всегда, уезжая из дому обычно на целую неделю. Правда, на сей раз мистер Хендред сказал жене, что вернется через четыре или, самое большее, через пять дней, так как должен посетить партийное собрание. Миссис Хендред решила, что едва ли что-то может случиться за столь краткий период, да и вообще, не следовало ожидать каких-либо катастрофических событий. Конечно, Венеция могла решить, что любовь для нее куда важнее общественного мнения, но она вряд ли стала бы сообщать об этом Деймрелу. Даже если она бы сделала так — хотя миссис Хендред не сомневалась, что ее племянница, несмотря на пренебрежение к традициям, не может вести себя столь неподобающе, — Деймрелу отлично известно, что для молодой и красивой женщины хорошего происхождения не может быть абсолютно безразлична ее репутация в обществе. К тому же он дал мистеру Хендреду слово джентльмена, что никогда не будет просить Венецию стать его женой. В результате миссис Хендред пришла к выводу, что ее спокойствию ничто не угрожает, а ночные тревоги, очевидно, следует приписать пирогу с индейкой, которым она чересчур увлеклась за ужином. А может, все дело в грибных оладьях — грибы вообще противопоказаны ее деликатному организму, так что нужно указать чародею, царствующему в ее кухне, чтобы он исключил их из своих восхитительных рецептов.