– Мы что, просидим перед этим городом всю оставшуюся жизнь? – возмутился он. – Твои бомбардировки бессмысленны! Стены Белреми крепки, как гранит! Они издеваются над нашими пушками! Поверь мне, Симон, ты зря теряешь время!
Бовалле молчал.
– К чему все наши усилия? – жалобно спросил Джеффри.
– К тому, чтобы ослабить их фортификации и голодом уморить солдат.
– А зачем подкопы? Ты надеешься проникнуть в город под землей? – Вполне возможно, – Симон пожал плечами.
– На твоем месте я уже сейчас начал бы полномасштабную атаку! – заявил Джеффри. На лице Бовалле мелькнула усмешка.
– Знаю. Но я умнее тебя. Мальвалле засмеялся:
– Я тоже знаю. Сколько нам еще ждать, Симон Холодное Сердце?
– Ты встретишь Рождество внутри этих стен, – указал рукой на город Симон. – Даю тебе слово.
– Еще целый месяц?
– Нет, только три недели. Не волнуйся, Джеффри, я знаю свои силы.
– В этом я не сомневаюсь! – Мальвалле тяжело вздохнул. – Мои люди волнуются и ворчат.
– Заставь их замолчать. Я не хочу больше слышать никаких жалоб. Джеффри вспыхнул:
– У меня нет твоей власти над людьми! Я могу повести их в бой, но не могу держать в узде.
– Очень даже можешь, – неторопливо возразил Симон, не глядя на сводного брата. – Для начала сам прекрати жаловаться, тогда справишься и со своими людьми.
– Устроить им такой же нагоняй, как ты мне?
– Правильно.
Некоторое время они молчали, потом Джеффри заговорил снова:
– Ты прав, Симон. Извини меня, я все сделаю как надо.
Бовалле повернулся к нему и протянул руку.
Его лицо смягчилось.
– Что за горячая кровь течет в твоих жилах? – спросил он, стиснув руку Джеффри так, что затрещали кости. – Это кровь Мальвалле?
– Нет, потому что ее нет в тебе. Спокойной ночи, Симон. Я исправлюсь. А вот и Алан, – добавил он, увидев подходящего к ним Монлиса. – Что подняло нашего поэта из постели в столь поздний час?
Алан подошел к Симону и, положив руку ему на плечо, оперся на него. Он был с непокрытой головой и кутался в огромный бархатный плащ, в отличие от друзей, одетых в доспехи. Его темные глаза сверкали от света костра, горящего у их ног.
– Ночь такая тихая, что меня разбудили ваши голоса. Что нового? – тихо поинтересовался Алан.
– Ничего, – ответил Бовалле. – Вот Джеффри горит желанием разрушить стены крепости.
– Джеффри всегда готов к схватке, – кивнул Монлис. – А я бы остался здесь навсегда. Вокруг царит мир, а в моей голове слагаются стихи.
– Вокруг царит собачий холод. – Джеффри вздрогнул. – Если Симон не хочет напасть на них, пусть уж они нападут на нас, только бы хоть что-то происходило. Симон дал мне слово, что мы встретим Рождество в Белреми, Алан.
– Он любит прихвастнуть, – отозвался Алан. – Молю Бога, чтобы мы оказались там целыми и невредимыми.
– В таком случае не забудь надеть доспехи, – напомнил Симон. И его бас прорезал тишину, как нож.
Часовой, услышав его, начал всматриваться в темноту, чтобы определить, где находится милорд.
– Интересно, люди в крепости голодают? – Алан посмотрел на высившуюся перед ними ее черную громаду. – Ведь им никто не помогает.
– Когда Умфравилль ушел отсюда в Аленсьон, они наверняка пополнили припасы, – заметил Джеффри.
– К новому году от них останутся кожа да кости, – предположил Алан. – Зимой голод и болезни действуют быстрее. Нужно продолжать осаду, Симон, чтобы сохранить жизни наших солдат.
– Я придерживаюсь другого мнения. Алан посмотрел на него из-под ресниц:
– Почему, Симон? При штурме ты теряешь своих людей, а при осаде умирают только враги.
Симон стиснул его руку, как тисками:
– Дурачок! Если обречь этот город на вымирание от голода, то мы войдем в него по трупам детей. А я не воюю с детьми.
Алан удивленно замолчал, но тут же заговорил Джеффри:
– Ради этого ты решаешься на штурм, Симон?
– Да. Но я ничем не рискую. Нанесу удар нужное время. Иди спать, Джеффри, уже за полночь. Джеффри потянулся.
– Я устал, – вздохнул он. – Твой большой подкоп почти достиг стен крепости.
– Нужно копать дальше, – угрюмо буркнул Бовалле и рассмеялся. Алан и Джеффри ушли вместе.
– Что он задумал? – задал вопрос Алан. – Я уверен, у него есть какой-то план.
– Да, но он молчит. Может, мы проникнем в Белреми через подкоп, который он роет так упорно?
– Не может быть! Мы же будем там как в мышеловке! Это не похоже на Симона.
– Кто знает? Когда настанет время, он, конечно, расскажет, что задумал. Но, насколько я то знаю, Симон еще не принял решения. Я знаю только одно… Алан зевнул:
– А я знаю, что должен поспать, или умру. А ты что знаешь?
– Что к Рождеству мы захватим Белреми. Наш друг всегда держит свое слово.
– Он не станет говорить, если не уверен, – согласился Монлис. – Если скажет, что на Рождество надо отправиться в ад, чтобы взять в плен дьявола, я последую за ним.
Джеффри перекрестился:
– Мы все последуем за ним. Белреми мало чем будет отличаться от ада, прости меня Господи!
– А леди Маргарет – дьявол, – усмехнулся Алан.
Он нанес удар за неделю до обещанной даты – типичный для полководца Бовалле ход. Его подкоп протянулся от лагеря под городскими стенами к углу городского пустыря. Все было рассчитано очень точно с помощью плана Белреми. Оставалось лишь пробить выход из подземелья, на что требовалось всего часа два.
За день до атаки Симон созвал своих военачальников, чтобы отдать им последние приказания. В его палатке собрались непривычно серьезные и сосредоточенные воины. Холланд – молодой, еще не окрепший в боях, но храбрый, как лев, Джеффри – высокий и темный, бесстрашный в бою, и Алан – мечтательный и небрежный, но готовый выполнить любой приказ, отличающийся решительностью и огромной энергией, когда того требовала необходимость. Хантингдон, затянутый в кожу, без панциря, сидел на грубой скамейке, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть полководца. Джеффри стоял у стола при полном вооружении. Алан сидел на стуле около входа в палатку, все еще одетый в шелка. Он положил голову на руку и смотрел на Симона широко раскрытыми глазами, в которых светилась детская непосредственность. Сам Бовалле сидел за столом так, чтобы видеть одновременно всех своих военачальников, перед ним была разложена карта. Опираясь руками о грубое дерево стола, он хмурился, но говорил ровно и бесстрастно: