— Понятия не имею, что там стряслось, но, кажется, это как-то связано с фотографией Шарлотты Боуэн, которую ты оставил у Саймона в понедельник.
— Я говорил об этом с Деборой. Я извинился. Я не могу вернуть свои слова назад, но она как будто готова меня простить.
— Она такая.
— Да. А ты? Ты готова?
Последовало молчание. Потом на том конце звякнула посуда, и Линли понял, что застал Хелен за ужином, и это напомнило ему, что после завтрака он практически не думал о еде.
— Хелен? — позвал он.
— Саймон сказал, что я должна решить, — наконец проговорила она. — Либо головой в омут, либо порвать совсем. Сам он из тех, кто бросается в омут. Он говорит, что ему нравятся треволнения супружеской жизни.
Хелен коснулась сути их отношений, что было совсем на нее не похоже. Линли не мог понять, хорошо это или плохо. Хелен обычно извивалась ужом, пытаясь выкрутиться, но Линли знал, что в словах Сент-Джеймса заключалась правда. Они не могли продолжать в том же духе до бесконечности, она — колебаться в принятии окончательного решения, а он — мириться с ее колебаниями, лишь бы не получить прямого отказа.
— Хелен, ты свободна в эти выходные? — спросил он.
— Я планировала пообедать с матерью. А что? Ты не будешь работать, дорогой?
— Не знаю. Вероятно, буду. И даже наверняка, если расследование не завершится.
— Тогда что?..
— Я подумал, что мы могли бы пожениться. Лицензия у нас есть. Мне кажется, самое время ею воспользоваться.
— Вот так, да?
— Прямиком в омут.
— А как же твоя семья? А моя? А гости, церковь, прием?..
— А как насчет того, чтобы пожениться? — настаивал он. Голос его звучал непринужденно, но сердце трепетало. — Решайся, милая. Забудь о мишуре. Если захочешь, все это мы устроим после. Настало время совершить прыжок.
Он почти чувствовал, как она взвешивает «за» и «против», пытаясь предугадать все возможные последствия своего согласия на то, чтобы навсегда и публично связать свою жизнь с его жизнью. Когда речь шла о необходимости на чем-то остановиться, импульсивность Хелен Клайд бесследно улетучивалась. Раздвоенность ее чувств бесила Линли, но он давно понял, что она является неотъемемой частью существа Хелен. Она могла потратить четверть часа, обдумывая, какие утром надеть чулки, и еще двадцать минут подбирать к ним идеально подходящие серьги. Так чего удивляться, что последние полтора года она провела в размышлениях; сначала — выйти ли вообще, а потом — когда выйти за него замуж.
— Хелен, я все понимаю. Я знаю, что принять это решение трудно и страшно. Видит Бог, я сам сомневаюсь. Но это вполне естественно, и наступает время, когда мужчине и женщине приходится…
— Дорогой, я все это знаю, — рассудительно проговорила она. — Тебе не нужно меня убеждать.
— Не нужно? Тогда, бога ради, почему ты не скажешь?..
—Что?
— Не скажешь — да. Скажи, что ты согласна. Скажи что-нибудь. Дай мне какой-нибудь знак.
— Прости. У меня и мысли не было, что тебе нужен знак. Я просто задумалась.
— О чем?
— О самом главном.
— А именно?
— Господи. Я полагала, ты меня достаточно знаешь, чтобы догадаться. Что мне надеть?
Линли ответил, что ему все равно, что она наденет. Что ему все равно, что она будет носить всю оставшуюся жизнь. Хоть рубище, если пожелает. Хелен засмеялась и сказала, что ловит его на слове.
— У меня как раз есть аксессуары к рубищу.
После этого Линли почувствовал, как он проголодался, и отправился на четвертый этаж, где всем предлагался сэндвич с авокадо и креветками. Линли купил его, яблоко и чашку кофе и отнес к себе. На середине импровизированного ужина в дверях кабинета появился Уинстон Нката с листком бумаги в руках. Вид у констебля был озадаченный.
— Что такое? — спросил Линли.
Проведя пальцем по шраму на щеке, Нката сказал:
— Не знаю, что и думать. — Пристроив свою долговязую фигуру на стуле, Нката вернулся к листку бумаги. — Я только что говорил с участком на Уигмор-стрит. Со вчерашнего дня они проверяли констеблей-добровольцев. Помните?
— Констеблей-добровольцев? — И когда Нката кивнул, спросил: — И что с ними?
В присутствии врага
— Вы помните, что ни один из штатных сотрудников с Уигмор-стрит не прогонял на прошлой неделе того типа из Кросс-Киз-клоуз?
— Джека Беарда? Да. Поэтому мы решили, что действовал один из добровольцев. Вы его обнаружили?
— Задача невыполнимая.
— Почему? Они не аккуратно ведут записи? Сменился персонал? Что случилось?
— «Нет» на два ваших вопроса и «ничего» на третий, — сказал Нката. — С отчетностью у них все в порядке. И тот же человек, что и всегда, распоряжался добровольцами. И никто не увольнялся на прошлой неделе. И никто новый не заступал на дежурство.
— Так о чем вы тогда говорите?
— Что Джека Беарда прогнал не констебль-доброволец. И не штатный сотрудник с Уигмор-стрит. — Нката смял листок и выбросил в корзину. — У меня такое чувство, что Джека Беарда вообще никто не прогонял.
Линли задумался. В этом не было смысла. У них имелись два независимых, подтверждающих друг друга заявления — помимо слов самого бродяги, — что Беарда действительно прогнали из Мэрилебон-ских переулков в тот самый день, когда исчезла Шарлотта Боуэн. Хотя вначале оба заявления были получены Хелен, сотрудники полиции сняли официальные показания с тех же самых людей, которые были свидетелями разговора между бродягой и констеблем, выгнавшим его из переулка. И если только Джек Беард не вступил с обитателями Кросс-Киз-клоуз в заговор, должно было существовать другое объяснение. Например, подумал Линли, кто-то выдал себя за констебля. Достать полицейскую форму можно — взять напрокат в какой-нибудь бутафорной лавке.
Линли встревожился, осознав, что стоит за этой мыслью. Он сказал скорее себе, чем Нкате:
— Перед нами открытое поле.
— Сдается мне, что перед нами поле, на котором ничего нет.
— Не думаю.
Линли посмотрел на часы. Было слишком поздно начинать обзванивать костюмерные магазины, но сколько их может быть в Лондоне? Десять? Двенадцать? Наверняка меньше двадцати, и завтра первым делом…
Зазвонил телефон. Мистер Сент-Джеймс ожидает внизу, сообщили с коммутатора. Инспектор примет его? Линли ответил, что примет. Обязательно примет. И послал Нкату привести Саймона.
Войдя вместе с Уинстоном Нкатой в кабинет Линли спустя пять минут, Сент-Джеймс, не тратя времени на приветствие, сказал лишь:
— Извини. Я больше не мог ждать, когда ты мне перезвонишь.
— Тут настоящий сумасшедший дом, — ответил Линли.