Автомобиль находился на пятом уровне гаража и казался гномом по контрасту с грязным «рейндж-ровером» и белым фургоном с надписью «Гурмэ на колесах», между которыми стоял. На подходе к машине Лаксфорд достал пульт и отключил сигнализацию «порше». Пиканье сигнализации отозвалось в бетонном сооружении птичьей икотой.
Не дожидаясь приглашения, констебль Нката надел перчатки, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и нырнул в салон. Пошарил в «бардачке» и между сиденьями. Приподнял перед пассажирским и водительским сиденьями коврики. Заглянул в «карманы» на дверцах. Вышел из машины и сдвинул вперед сиденья, чтобы попасть в заднюю часть салона.
Лаксфорд наблюдал за происходящим молча. Кто-то энергично прошагал мимо, но он не обернулся посмотреть, видит ли кто производимый Нкатой обыск. На лице Лаксфорда ничего не отражалось. Невозможно было сказать, что скрывается за маской бесстрастия.
Ноги Нкаты царапнули по бетонному полу, когда его длинное тело протиснулось дальше в салон. Нката охнул, на что Лаксфорд отреагировал:
— У вас нет никаких шансов найти в моей машине что-нибудь хотя бы отдаленно связанное с вашим расследованием. Если бы я собирался вывозить из города десятилетнего ребенка, то вряд ли воспользовался бы своим автомобилем, правда? Я же не дурак. Сама мысль о том, чтобы спрятать Шарлотту в «порше», абсурдна. В «порше», я вас умоляю. Да в нем не хватает места даже для…
— Инспектор, — перебил Нката. — Кое-что есть. Под сиденьем.
Он задом выбрался из машины, сжимая в кулаке какой-то предмет.
— Это не может быть связано с Шарлоттой, — сказал Лаксфорд.
Но он ошибался. Нката распрямился и показал Линли находку. Это были очки. Круглые, в черепаховой оправе, они почти в точности повторяли очки Ив Боуэн. С единственной разницей, что были сделаны для ребенка.
— Господи, что?.. — В голосе Лаксфорда звучало изумление. — Чьи они? Как они попали в мою машину?
Нката положил очки на носовой платок, поданный Линли.
— Уверен, мы установим, что они принадлежали Шарлотте Боуэн, — сказал Линли, кивнул Нкате и добавил: — Констебль, прошу вас.
Нката сделал Лаксфорду формальное предупреждение, что с настоящего момента его слова могут быть использованы против него. В отличие от Хейверс, которая всегда наслаждалась драматическим эффектом, производимым церемонным зачитыванием предупреждения по записи в блокноте, Нката просто повторил его по памяти и без всякого выражения. Тем не менее лицо Лаксфорда преобразилось: у него отвисла челюсть, глаза расширились. Кадык его дернулся, а когда Нката закончил, он заговорил.
— Вы совсем спятили? — резко спросил он. — Вы знаете, что я не имею к этому никакого отношения.
— Теперь вы наверняка захотите позвонить своему адвокату, — сказал Линли. — Он может встретиться с нами в Ярде.
— Кто-то подложил очки в машину, — настаивал Лаксфорд. — Вы знаете, что именно так и было. Кто-то, кто хочет, чтобы выглядело, будто я…
— Договоритесь об изъятии автомобиля, — распорядился Линли, обращаясь к Нкате. — Позвоните в лабораторию и скажите, чтобы подготовились к осмотру.
— Слушаюсь, — ответил Нката и отправился выполнять.
— Кто бы он ни был, вы играете ему на руку, — сказал Лаксфорд инспектору. — Он подложил очки в машину. Он ждал момента, когда вы на них наткнетесь. Он знал, что в конце концов вы до меня доберетесь, и вы добрались. Неужели вы не понимаете? Вы играете по его правилам.
— Машина была заперта, — заметил Линли. — И поставлена на сигнализацию. Вы сами ее отключили.
— Она же не все время заперта.
Линли захлопнул дверцу со стороны пассажирского сиденья.
— Автомобиль не всегда бывает закрыт, — в смятении повторил Лаксфорд. — И на сигнализации не всегда стоит. Эти очки могли подложить в любое время.
— Когда именно?
Главный редактор на мгновение опешил. Он явно не ожидал, что его аргумент так быстро возымеет действие.
— Когда автомобиль бывает не заперт и не стоит на сигнализации? — спросил Линли. — Вам, должно быть, не слишком трудно ответить на данный вопрос. Машина дорогая. Это не развалюха, которую можно оставить на улице незапертой. Или в гараже. Или где-то на автостоянке. Так когда она бывает не заперта и не на сигнализации, мистер Лаксфорд?
Губы Лаксфорда шевельнулись, но он не произнес ни слова. Он увидел ловушку за секунду до того, как ее перед ним расставили, но понял, что отступать слишком поздно.
— Где? — повторил Линли.
— У меня дома, — наконец произнес Лаксфорд.
— Вы в этом уверены? Лаксфорд молча кивнул.
— Ясно. Тогда, я считаю, нам необходимо поговорить с вашей женой.
Поездка в Хайгейт была бесконечной. Путь лежал напрямик на северо-запад, через Холборн и Блумсбери, но преодолевать пришлось самые серьезные в городе транспортные пробки, осложненные в этот вечер загоревшейся к северу от Рассел-сквер машиной. Пробираясь через заторы, Линли не переставал удивляться, как сержант Хейверс выдерживает ежедневные переезды до Вестминстера из своего домика в Чок-фарм, районе, который они миновали минут через сорок после начала своего путешествия.
Лаксфорд говорил мало. Попросил разрешения позвонить жене, чтобы предупредить ее о своем появлении в компании детектива-инспектора Скотленд-Ярда, но Линли разрешения не дал. Тогда газетчик сказал:
— Мне необходимо ее подготовить. Она ничего этого не знает. Ни об Ив, ни о Шарлотте. Необходимо ее подготовить.
Линли ответил, что его жена, вполне возможно, знает гораздо больше, чем он думает, поэтому в первую очередь они к ней и едут.
— Это смешно, — продолжал доказывать Лаксфорд. — Если вы полагаете, что Фиона каким-то образом причастна к тому, что случилось с Шарлоттой, вы просто сошли с ума.
— Скажите, — отозвался Линли, — вы были женаты на Фионе, когда состоялась та конференция тори в Блэкпуле?
— Не был.
— У вас уже завязались отношения? Лаксфорд минуту молчал и ответил лишь:
— Мы с Фионой в браке не состояли.
Можно было подумать, что это давало ему право домогаться Ив Боуэн.
— Но Фиона знала, что вы были в Блэкпуле? — спросил Линли. Лаксфорд не ответил. Глянув на него, Линли увидел, что у него побелели губы. — Мистер Лаксфорд, ваша жена…
— Да. Хорошо. Она знала, что я был в Блэкпуле. Но только это она и знала. Только это. За политикой она не следит. И никогда не следила. — Он в волнении запустил ладонь в волосы.
— По вашему впечатлению, она никогда не следила за политикой.
— Да не смешите. Она была манекенщицей. Ее жизнью и ее миром были ее тело, ее лицо. До нашего знакомства она даже никогда не голосовала. — Лаксфорд устало откинул голову на спинку сиденья. — Великолепно. Послушать меня, так она полная кретинка.