— Я сейчас.
Отойдя от машины на десять шагов, Линли скрылся в тумане.
Он не стал переходить улицу, чтобы попасть на остров. Это место он знал уже наизусть. Он знал, что увидит очертания деревьев, размытый туманом силуэт пешеходного мостика и птиц, подобных черным точкам на воде. Увидит болото, непроницаемое серое полотно. И ничего больше. И если огни Питер-хаус-Колледжа сумеют прорваться сквозь широкую и мрачную пелену тумана, то похожи они будут на мерцание паутинки, в лучшем случае на свет далеких звезд. Даже для Уистлера, подумал Линли, такая задача не по плечу.
Линли еще раз прошелся до конца дорожки, где стояли железные ворота. И во второй раз он убедился, что человек, бегущий вдоль реки из Куинз-Колледжа или из Сент-Стивенз-Колледжа, от Болотного шоссе может бежать в трех направлениях: налево, мимо инженерного факультета, направо, к Ньюнэм-роуд, или, как он сам убедился во вторник утром, вперед, через дорогу и ворота, опять вдоль реки.
Во вторник он не учел одного, что у человека, который бежит в противоположном направлении, к университету, тоже три варианта. Он не подумал, что человек мог прибежать не по нижней тропке, по которой бежала Елена Уивер в утро убийства, а по верхней, где сейчас стоял он. Линли внимательно посмотрел вперед, отмечая, как тропинка тонким росчерком пера исчезает в тумане. Как и в понедельник, видимость была плохой, меньше двадцати футов, но ни прохожий, ни бегун не сбились бы с пути, даже если бы плохо знали окрестности, потому что река вместе с тропинкой убегали прямо на север, никуда не сворачивая и не петляя.
Из тумана навстречу ему вырулил велосипед с горящей фарой, но ее слабый луч был не толще пальца. Линли обратился к молодому бородачу-велосипедисту в щегольской фетровой шляпе, которая странно сочеталась с потрепанными джинсами и черным дождевиком:
— Куда ведет эта тропинка?
Поправляя шляпу, молодой человек оглянулся, словно пристальный взгляд на тропинку помог бы ему. Он задумчиво подергал бороду.
— Вдоль по берегу реки.
— Сколько она тянется вдоль берега?
— Не могу точно сказать. Я всегда съезжаю на нее возле Ньюнэм-дрифтвей. В обратном направлении я никогда не ездил.
— Ведет ли она в Гранчестер?
— Эта тропинка? Нет, приятель. Туда она точно не ведет.
— Черт.
Линли, нахмурившись, посмотрел на реку и подумал, что ему придется пересматривать все свои кажущиеся правдоподобными выводы относительно утренних событий понедельника.
— Но вы можете попасть туда по этой тропинке, если вам так хочется пройтись, — сказал молодой человек, решив, что Линли мечтает о прогулке в сыром тумане. Молодой человек отряхнул с джинсов грязь и неопределенно махнул рукой в направлении юго-запада.
— Вниз по течению реки есть автостоянка, сразу за Ламмас-лэнд. Если вы срежете и пойдете по Итсли-авеню, окажетесь на тропинке через поле.
Вдоль нее стоят столбики, так что не собьетесь, она приведет вас прямиком в Гранчестер. Хотя… — молодой человек внимательно посмотрел на отличное пальто Линли и ботинки от «Лобб» [38] , — я на вашем месте не пошел бы в такую даль, не зная дороги как следует. Чего доброго, еще увязнете в грязи.
Линли сразу воспрянул духом от слов молодого человека. Наконец факты на его стороне.
— Далеко ли это? — спросил он.
— До автостоянки около полумили.
— Я имею в виду Гранчестер. Если идти по полям.
— Мили полторы, может, чуть больше.
Линли снова посмотрел на тропинку, на невозмутимую поверхность ленивой реки. Время, подумал он. Все упирается во время. Линли вернулся к машине.
— Ну? — спросила Хейверс.
— В первый раз она не садилась за руль, — ответил Линли, — не стала рисковать, чтобы возле острова никто не увидел машины и чтобы соседи не видели ее отъезда, как заметили его позже.
Хейверс посмотрела туда, откуда только что вернулся Линли:
— Значит, она пришла пешком. Но тогда обратно ей нужно было бежать сломя голову.
Линли достал из кармана жилета часы и отстегнул от цепочки.
— Кажется, это миссис Стэмфорд вспомнила, что Сара очень спешно уезжала из дому в семь утра.
По крайней мере, теперь мы знаем почему. Надо было первой «обнаружить» тело, — он раскрыл часы и отдал их Хейверс, — засекайте время до Гранчестера, сержант.
Линли выехал на проезжую часть, где в этот час уже не было такого большого движения. Он спустился по отлогому склону шоссе, затормозил, когда впереди идущая машина резко свернула на их полосу, чтобы не врезаться в стоявший на обочине почтовый фургон, мигающий аварийными огнями, и свернул на Ньюнэм-роуд. Здесь машин было совсем мало, и Линли смог немного увеличить скорость, хотя туман стоял все еще густой, а возле паба «Гранта Кинг» и таиландского ресторанчика клубился так, словно вырывался из дверей этого заведения.
— Сколько? — спросил он.
— Уже тридцать две секунды.
Хейверс зажала в руке часы и посмотрела на Линли:
— Но ведь Сара не бегунья. Ее нельзя сравнивать с остальными девушками.
— Ей понадобилось полчаса, чтобы добраться домой, переодеться, разогреть машину и вернуться в Кембридж. До Гранчестера по полям чуть больше полутора миль. Стайеру понадобится на этот же маршрут не больше десяти минут. И если бы Сара Гордон умела быстро бегать, Джорджина Хиггинс-Харт была бы сейчас жива.
— Сара вернулась бы домой, переоделась и вернулась с хорошим запасом времени, и даже если бы Розалин в точности ее описала, она заявила бы, что, обнаружив тело, шла, спотыкаясь по острову.
— Все верно.
Хейверс посмотрела на часы:
— Пятьдесят две секунды.
Они ехали вдоль западной границы Ламмас-лэнд, зеленой лужайки со столиками для пикника и игровыми площадками, которая протянулась почти на три четверти длины Ньюнэм-роуд. Они круто свернули на Бартон и миновали район мрачных студенческих квартир, церковь, прачечную самообслуживания, из которой валил пар, новые кирпичные дома, свидетельствующие об экономическом подъеме города.
— Минута пятнадцать, — сказала Хейверс, когда они свернули к югу в сторону Гранчестера.
В зеркало заднего вида Линли посмотрел на Сент-Джеймса. Тот просматривал материал, который Пен сделала в музее Фицуильяма (бывшие коллеги приветствовали ее с восторгом, с каким обычно встречают только членов королевской фамилии). Он листал рентгеновские и инфракрасные снимки с таким знакомым сосредоточенным и задумчивым видом.
— Сент-Джеймс, — окликнул его Линли, — за что ты больше всего любишь Дебору?
Сент-Джеймс медленно поднял голову и удивленно посмотрел на Линли. Общаясь столь долгое время, они никогда не затрагивали эту тему в разговоре, и реакция Сент-Джеймса на вопрос была вполне естественной.