Миранда обвела глазами аудиторию, пытаясь найти хоть одного радостного человека, словно это помогло бы ей самой воспрянуть духом.
Клавишник выдал целую серию стремительных аккордов, и почтенная публика начала рассаживаться. Пока концерт не начался, Линли быстро спросил:
— Рэнди, ты знала, что Елена Уивер была беременна?
Миранда переступила с ноги на ногу и краешком подошвы черной кроссовки почесала щиколотку.
— Вообще-то да.
— Откуда?
— Точнее сказать, догадывалась. Елена никогда мне об этом не говорила.
Линли вспомнил их предыдущий разговор.
— То есть ты не знала наверняка.
— Я не знала наверняка.
— Но догадывалась? Почему? Миранда закусила нижнюю губу.
— Я имею в виду шоколадные пирожные, инспектор. Они несколько недель стояли на одном и том же месте.
— Не понимаю, о чем речь.
— Ее завтрак, — пояснила леди Хелен. Миранда кивнула:
— Она не завтракала. Раза три, может, четыре я заходила в туалет и слышала, как ее там тошнило. Да дело не только в туалете, — Миранда покрутила пуговицу на синем пиджаке, под которым была синяя маечка, — просто это было видно.
От нее ничего не ускользнет, подумал Линли. Тонкий наблюдатель. Ее не проведешь.
— Я бы вам еще в понедельник все рассказала, — быстро добавила Миранда, — но я не была уверена. Она, в общем, вела себя как обычно.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, словно ничего страшного не произошло, поэтому я подумала, что могу ошибаться.
— Может быть, Елена просто не беспокоилась? Внебрачный ребенок не такая катастрофа в наши дни, как тридцать лет назад.
— У вас в семье, может, и не катастрофа, — улыбнулась Миранда, — а вот мой отец, допустим, не обрадуется, сообщи я ему такие новости. И у Елены отец такой же.
— Рэнди, быстрее. Начинаем, — крикнул саксофонист.
— Сейчас. — Миранда еще раз пожала руки Линли и леди Хелен. — У меня второй круг во второй пьесе. Слушайте внимательно.
— Что-что?—Леди Хелен посмотрела вслед убегающей на сцену Рэнди. — О чем это она, Томми?
— Наверное, джазовый сленг, — ответил Линли, — нам срочно необходим Луи Армстронг в роли переводчика.
Концерт начался с грома ударных и выкрика клавишника:
— Прикрой клапаны, Рэнди. И раз, и два, и три…
Саксофонист и кларнетист взяли инструменты. Линли заглянул в программку и прочел название: «Внезапная бессонница». Согнувшись над инструментом, клавишник проворно соткал резвую мелодию и, поиграв ею несколько минут, кинул кларнетисту, который вскочил на ноги и поймал ее в воздухе. Ударник отбивал на тарелках пляшущий ритм. Прищурившись, он одновременно то и дело посматривал в зал, изучая публику.
К середине произведения подтянулись еще люди: из бара с напитками в руках, из других помещений колледжа, услышав музыку в конференц-зале. К источнику хорошей джазовой музыки люди всегда инстинктивно поворачивают голову, руки сжимают ручку кресла, собственное бедро или кружку пива. Ближе к концу произведения публика была совершенно очарована, а когда без постепенного сворачивания на «нет», как это обычно делают музыканты, мелодия оборвалась на простой ноте, воцарилась тишина, разразившаяся потом продолжительными и восторженными аплодисментами.
На эту похвалу джаз-ансамбль отреагировал поклоном клавишника. Не дожидаясь, пока стихнут аплодисменты, вступил саксофон, выводя знакомую и страстную мелодию «Тейк файв» «Тейк файв» — один из самых популярных джазовых синглов, впервые записанный Дэвидом Уорреном в 1959 г.]. Проиграв ее один раз, саксофон начал импровизировать. Каждые три ноты встраивался контрабас, ударник держал ритм, но ведущим оставался саксофонист. Он полностью отдался во власть музыки, закрыл глаза, откинулся назад, поднял инструмент вверх. Такая музыка рождается у человека в солнечном сплетении, если внутри пустота и пустота эта не дает покоя.
Закончив импровизацию, саксофонист кивнул Рэнди, она поднялась и подхватила последнюю ноту саксофона. И опять через каждые три ноты вступал контрабас, и ударник отбивал тот же постоянный ритм. Но настроение музыки изменилось. Звук стал чистым, приподнятым, словно засиял на медной трубе от радости.
Миранда, как и саксофонист, играла, закрыв глаза и постукивая ногой в такт ударным. Но в отличие от предыдущего солиста она, закончив свою партию и передав последнюю ноту кларнетисту, растянулась в улыбке при аплодисментах в ее адрес.
С третьим произведением «Лишь дитя» настроение снова изменилось. Солировал кларнетист, полный рыжий музыкант с потным лицом, его сумрачная музыка напоминала о дождливом вечере, старомодном ресторане, кольцах сигаретного дыма и бокалах с джином. Под эту музыку хотелось медленно танцевать, томно целоваться и спать.
Публике очень понравилась пьеса, как и следующая, «Черная ночная сорочка», в которой солировали кларнет и саксофон. После этого начался антракт.
Когда клавишник объявил пятнадцатиминутный перерыв, послышались разочарованные возгласы, но коль скоро бокалы успели опустеть, публика потянулась в бар. Линли присоединился к остальным.
В баре по-прежнему соревновались игроки в дротики, их настойчивости и азарту не помешал даже концерт за стеной. Молодой сократил разрыв в счете: цифры на доске вот-вот готовы были объявить ничью между ним и его бородатым соперником.
— Последняя попытка, — объявил молодой и с грозным видом волшебника, который собирается обратить слона в муху, показал всем дротик, — я утверждаю, что смогу метнуть его через плечо и попасть в яблочко. Ваши ставки, господа!
— Нашел чем удивить, — засмеялся кто-то.
— Не выпендривайся, Петерсон. А не то продуешь.
Петерсон усмехнулся и притворно нахмурился:
— О, племя неверующих!
Он повернулся спиной к доске, метнул дротик через плечо и изумленно, как и остальные, посмотрел на пронзенное яблочко.
Толпа одобрительно заревела. Петерсон запрыгнул на один из столов.
— Кто следующий? — закричал он. — Смелей. Попытайте счастья. Но только если вы преподаватель. Я только что победил Коллинза и жажду новой крови.
— Парень сощурился, изучая толпу в сигаретном дыме.
— Вы! Доктор Карптон! Что вы сгорбились там в углу? Смелей, защищайте вашу честь.
Линли проследил за взглядом паренька и увидел преподавателя, который разговаривал с двумя молодыми ребятами.
—Кончайте со своей исторической околесицей, — не унимался Петерсон. — Займетесь ею на семинарах. Ну-ка. Вперед! Карптон!
Преподаватель посмотрел на Петерсона и отмахнулся. Толпа принялась его подначивать. Карптон не реагировал.
— Неужели слабо, Карпуша, давайте же. Будьте мужчиной, — смеялся Петерсон.