– И вы купили? Купили то, что у нее было сегодня в шприце?
– Я не мог продать спичечницу. Всем ведь ясно, что она украденная. Странно еще, что меня не арестовали.
В воздухе повисло слово «тогда». Однако оба, вне всяких сомнений, подумали именно об этом. В замке повернулся ключ. Кто-то быстро постучал в дверь, и она распахнулась. Вошел Макферсон. Очки в тяжелой оправе сидели у него на лбу, словно он спихнул их туда за ненадобностью. За его спиной стояла сержант Хейверс, даже не пытавшаяся убрать с лица торжествующую улыбку.
Линли встал, но жестом показал брату, что он может оставаться на месте. Макферсон отступил в коридор, и Линли последовал за ним, закрыв за собой дверь.
– У него есть адвокат? – спросил Макферсон.
– Конечно. Мы еще не звонили, но… – Линли внимательно поглядел на шотландца, у которого было мрачное, в отличие от Хейверс, выражение лица. – Энгус, он говорит, что никогда в глаза не видел флакон. И наверняка мы найдем свидетелей того, как он покупал хлеб и яйца, пока она кололась. – Он старался говорить спокойно и рассудительно, чтобы сразу отделить Питера от смерти Саши Ниффорд. Трудно было поверить, что Макферсон и Хейверс уже связали Питера с убийствами в Корнуолле. Однако вопрос об адвокате предполагал худшее. – Я говорил насчет отпечатков пальцев, прежде чем прийти сюда. Очевидно, что Саша сама вколола себе наркотик. Отпечатков Питера нет ни на шприце, ни на флаконе. Что же до передозировки…
Лицо Макферсона мрачнело все сильнее. Он поднял руку, останавливая Линли, и тяжело уронил ее, прежде чем заговорить.
– Ну да, передозировка. Ну да, парень. Ну да. Но у нас проблема посерьезнее, чем передозировка.
– То есть?
– Сержант Хейверс изложит факты.
Линли потребовалось немалое усилие, чтобы перевести взгляд с Макферсона на выражавшее презрение лицо сержанта. Она держала в руке листок бумаги.
– Хейверс?
Опять она позволила себе едва заметную ухмылку. Снисходительную, всезнающую.
– Токсикологический анализ выявил смесь хинина и лекарства, которое называется эрготамин, – сказала она. – В соединении, инспектор, они не только напоминают героин, но и действуют в точности как героин. Наверно, девушка не знала, что колет.
– Что вы говорите? – не поверил Линли.
Макферсон переступил с ноги на ногу:
– Не надо, Линли. Это убийство.
Дебора не бросала слов на ветер. Когда Сент-Джеймс вернулся домой, Коттер сказал, что она опередила его на час. И со значением добавил:
– Она сказала, что у нее много работы. Надо печатать новые фотографии. Но, думаю, девочка хочет побыть тут, пока не станет известно о мисс Сидни.
Словно боясь, как бы Сент-Джеймс не воспротивился, Дебора сразу же пошла в свою мастерскую и зажгла красную лампу, чтобы ее не беспокоили. Сент-Джеймс постучал в дверь и назвался.
– Сейчас, – весело отозвалась Дебора и зачем-то стала громко стучать, как бы демонстрируя свою занятость.
Сент-Джеймс пошел в свой кабинет и позвонил в Корнуолл. Доктора Тренэр-роу он отыскал дома. Стоило ему назвать себя, как Тренэр-роу с нарочитым спокойствием поинтересовался насчет Питера Линли, словно ожидал худшего. Сент-Джеймс спросил, нет ли поблизости леди Ашертон. Щадя ее, он выложил доктору самый минимум.
– Мы нашли его в Уайтчепел. Сейчас с ним Томми.
– Он в порядке? – спросил Тренэр-роу.
Сент-Джеймс, как мог обтекаемо, подтвердил, что Питер в порядке, понимая, что только сам Линли имеет право делиться информацией с кем бы то ни было. Вместо этого он рассказал о том, кто такая на самом деле Тина Когин. Поначалу Тренэр-роу как будто вздохнул с облегчением, узнав, что номер его телефона был записан Миком Кэмбри, а не попал к неведомой лондонской шлюхе. Однако он тотчас сообразил, какими последствиями может обернуться двойная жизнь Мика Кэмбри.
– Мне, конечно же, было неизвестно об этой стороне его жизни, – ответил он на вопрос Сент-Джеймса. – Вряд ли он имел обыкновение распространяться об этом. Подобные откровения в такой деревне, как Нанруннел, смерти подобны…
Он умолк, и Сент-Джеймс легко представил направление его мыслей.
– Мы узнали, что Мик бывал в «Айлингтон-Лондон», – сказал Сент-Джеймс. – Вы знали, что там работал Джастин Брук?
– В «Айлингтоне»? Нет.
– Кстати, вы не думаете, что Мик отправился туда как раз после вашего интервью?
Сент-Джеймс слышал, как фарфор звякнул о фарфор, вероятно, что-то наливали в чашку. Прошло несколько секунд, прежде чем Тренэр-роу ответил:
– Возможно. Он интересовался исследованиями в области рака. Я рассказал ему о своей работе. Наверняка речь была о том, как работает «Айлингтон». О тамошних исследованиях.
– И об онкозиме?
– Об онкозиме? Знаете ли… – Стало слышно, как он шуршит бумагами. Зазвонил будильник, но его тотчас отключили. – Черт. Подождите минутку. – Тренэр-роу отпил чаю. – Не исключено, что и о нем говорили. Насколько мне помнится, мы обсуждали широкий спектр новых лекарств. Онкозим тоже к ним относится. Вряд ли я умолчал о нем.
– Значит, вы уже знали об онкозиме, когда Мик пришел к вам брать интервью?
– Все в «Айлингтоне» знают об онкозиме. Его еще называют «детищем Бари».
– Что вы можете рассказать о нем?
– Это антионкоген, предотвращает рост раковых клеток. Вы же знаете, что такое рак. Организм не справляется с лишними клетками, и онкозим помогает ему справиться.
– А побочные действия?
– В этом-то вся проблема, так? Всегда есть побочные действия. И иногда опасные. Поверьте мне, мистер Сент-Джеймс, если бы кто-то создал лекарство без побочного действия, весь научный мир ликовал бы.
– А если лекарство эффективно при одной болезни, но, к несчастью, может быть причиной очень серьезных нарушений в организме?
– Вы о чем? О почечной дисфункции? Органических нарушениях? Об этом?
– Или даже хуже. Скажем, аномалии. Уродства.
– Всякая химиотерапия аномальна. В нормальных условиях ее никогда не назначают беременным женщинам.
– А как насчет воздействия на клетки, участвующие в зачатии?
Последовала долгая пауза. Тренэр-роу откашлялся.
– Вы имеете в виду широкомасштабные генетические повреждения у мужчин и женщин? Это невозможно. Лекарства проходят жесткий контроль, и такое обязательно проявилось бы. Не тут, так там. Скрыть такое невозможно.
– Предположим, скрыли. Мик мог догадаться?
– Отчего же нет? Нечто необычное в результатах тестов… Но где он мог взять эти результаты? Даже если он побывал в лондонской лаборатории, кто дал бы ему результаты? И зачем?