В отношении Кеннета Флеминга мать умыла руки, подобно тому, как три года спустя она умыла руки в отношении меня. С той только разницей, что при первой же возможности — вскоре после смерти моего отца — она взяла полотенце и руки эти вытерла.

Кеннету тогда было двадцать шесть. Матери — шестьдесят.

Глава 5

— Кеннет Флеминг, — закончил корреспондент агентства телевизионных новостей, говоря в микрофон с подобающей, как ему казалось, для такого случая торжественностью, — умер в тридцать два года. О многом скорбит сегодня вечером мир крикета. — Поверх его плеча камера панорамой дала стены, украшенные лепными гирляндами, и фигурные кованые ворота Грейс-гейт крикетного стадиона «Лордз», на фоне которых велся репортаж. — Через минуту мы услышим выступления игроков его команды и капитана английской сборной Гая Моллисона.

Джинни Купер отошла от окна в гостиной и выключила телевизор. Нужно купить новый, подумала она, прикидывая его возможную стоимость. На смену этому массивному чудовищу, огромному, как холодильник, ровеснику Джимми.

При имени сына, когда оно непрошено всплыло в мозгу, Джинни сильно прикусила губу изнутри, намеренно пытаясь вызвать кровь. Боль от раны на губе она выдержит, решила Джинни. Гадать же, куда на весь день скрылся сын, сил не было.

— Джимми так и не приходил? — спросила она у брата, когда полиция привезла ее домой после ужаса, пережитого в Кенте.

— И в школу не ходил, как сказала мне Шэр. На этот раз он оттянулся по полной программе. — Деррик взял с кофейного столика два снаряда для силовой тренировки, похожих на щипцы, и сжал их поочередно каждой рукой, бормоча: — Приводящая мышца, сгибающая, пронатор, есть.

— Ты не искал его, Дер? Не ходил в парк? Деррик наблюдал за сокращением и расслаблением мощной мускулатуры своих рук.

— Вот что я тебе скажу об это маленьком мерзавце, Джи. В парке я бы его искал в последнюю очередь.

Этот разговор с братом происходил в половине седьмого, незадолго до его ухода. Сейчас шел одиннадцатый час. Младшие дети уже больше часа лежали в постели. И с того момента, когда, закрыв двери их комнат, она спустилась вниз, Джинни стояла у окна, слушая бормотание голосов в телевизоре и вглядываясь в ночь, не идет ли Джимми.

Она подошла к кофейному столику за сигаретами, нашарила в кармане коробок спичек, закурила и, затянувшись, вернулась к окошку и приподняла занавеску.

Джинни подумала о том, чтобы отправиться на поиски Джимми, и отвергла эту мысль. Ей нужно было кое-что узнать у сына, и выведать это она могла только оставшись на месте, в этой комнате, чтобы стать первым из членов семьи, кого он увидит, вернувшись. До этого момента, сказала она себе, ей остается хранить спокойствие. Остается ждать и молиться.

Только об изменении того, что уже произошло, она молиться не сможет.

Ей бы хотелось верить, что проблема заключается в мотоциклете, что все ее беды с Джимми начались с того самого дня, когда он пригнал этот проклятый мотоциклет домой. Но правда была сложнее, чем бесконечные споры между матерью и сыном по поводу владения средством передвижения. Правда заключалась во всем том, о чем они избегали говорить годами.

Она отпустила занавеску, аккуратно расправила ее, распределив вдоль по всему окну. Интересно, какую часть жизни она провела, стоя вот так у разных окон в надежде дождаться тех, кто так и не приходил.

Джинни прошла по комнате к старому серому дивану, входившему в унылый комплект мягкой мебели, перешедший к ней от родителей по случаю их с Кенни свадьбы. Она взяла растрепанный журнал «Только для женщин» и примостилась на краешке диванной подушки. Диван был настолько старым, что набивка давным-давно скаталась в жесткие мелкие катышки. Все равно что сидеть на влажном песке. Когда Кенни только начал играть за Англию, он хотел заменить старую мебель на что-нибудь шикарное. Но к тому времени он уже два года как оставил их семью, и Джинни отказалась.

Раскрыв на коленях журнал, она склонилась над страницами и попыталась читать. Начала «Дневник свадебного платья», но после четвертой попытки одолеть все тот же абзац, в котором подробно излагались необыкновенные приключения свадебного платья, взятого напрокат, Джинни бросила журнал назад, на кофейный столик, прижала кулаки ко лбу и, зажмурившись, попробовала молиться.

— Боже, — зашептала она. — Боже, если можно… — Сделать — что? — спросила она себя. Что нужно сделать Богу? Изменить реальность? Факты?

Джинни стремительно поднялась и принялась ходить по комнате, до боли вжав костяшки правой руки в ладонь левой. Где он, где он, где же он, думала она. Поток ее мыслей был прерван тарахтением мотоциклета. Звук доносился с дорожки, отделявшей дома, которые стояли по Кардейл-стрит, от тех, что шли за ними. Мотоциклет долго трещал у калитки заднего двора, словно ездок решал, как поступить. Затем скрипнула, открывшись и закрывшись, калитка, треск мотора приблизился, мотоциклет взвыл разок и заглох под самой кухонной дверью.

Джинни вернулась к дивану и села. Она слышала, как открылась и закрылась кухонная дверь. Послышались шаги по линолеуму, и он показался — «Мартенсы» с металлическими носами и плохо за тянутыми шнурками, джинсы без ремня болтаются на бедрах, грязная футболка с россыпью дырочек у выреза. Джимми заправил прядь длинных волос за ухо и встал, перенеся тяжесть тела на одну ногу, так что выперло противоположное костлявое бедро.

Если не считать одежды и того, что Джимми был грязным, как бомж, он настолько походил па своего отца в шестнадцать лет, что у Джинни потемнело в глазах. Она почувствовала, как под левую грудь словно воткнулась стрела, и пришлось задержать дыхание, чтобы боль отступила.

— Где ты был, Джим?

— Катался. — Он стоял, привычно наклонив голову набок, как будто маскируя свой рост.

— Очки брал?

— Нет.

— Мне не нравится, что ты водишь мотоциклет без очков. Это опасно.

Тыльной стороной ладони он отбросил со лба волосы. Равнодушно двинул плечами.

— В школу сегодня ходил?

Джимми бросил взгляд на лестницу, сунул палец в шлевку джинсов.

— Ты знаешь о папе?

Выпирающий кадык подростка дернулся под кожей: Взгляд метнулся в сторону матери, потом снова к лестнице.

— Его убили.

— Откуда ты узнал?

Он перенес тяжесть тела на другую ногу, выперло другое бедро. Джимми был такой худой, что при взгляде на него у Джинни начинало ломить ладони.

Он достал из кармана смятую пачку «Джей-Пи-Эс», грязным пальцем нащупал сигарету. Сунул ее в рот и посмотрел на кофейный столик, потом на телевизор.

Джинни стиснула коробок у себя в кармане, угол его впился в большой палец.

— Как ты узнал, Джим? — повторила она вопрос.

— Услышал по телевизору.

— Где?