— Я никого не изображаю.

— Нет, изображаешь.

— Я сказал, что не брошу тебя, вот и не брошу. О'кей? — Он огляделся по сторонам. Зажмурился от холодного ветра. Потопал ногами, чтобы согреться. — Знаешь, нам нужно что-то поесть. Жди меня здесь.

— Куда ты пойдешь? Ведь у нас нет даже трех фунтов. Что за…

— Можно купить печенье, хрустящую картошку и что-то типа того. Может, сейчас ты еще не проголодалась, но потом все равно захочешь есть, а у нас поблизости уже не будет магазина.

— У нас? — Она посмотрела на него. — Тебе нужно идти домой, — сказала она.

— Ты хочешь меня?

— Что?

— Ты хочешь меня так, как тогда?

— Да.

— Ты любишь меня? Веришь мне?

Она вгляделась в его лицо. Ему не терпелось уйти Но возможно, он просто был голоден Когда они пойдут, он согреется Они даже могут побежать бегом

— Мэг? — сказал он.

— Что?

Он улыбнулся и потерся губами о ее губы. Они были у него сухие. То, что он делал, не походило на поцелуй.

— Тогда жди меня тут, — сказал он. — Я быстро вернусь. Если мы собираемся свалить, лучше, чтобы нас не видели вместе в городке. А то запомнят, когда твоя мама позвонит по телефону в полицию.

— Мама не позвонит. Она не осмелится.

— Я в этом не уверен. — Он поднял воротник куртки и серьезно посмотрел на нее. — Ну, не страшно тебе тут оставаться одной?

На сердце у нее потеплело.

— Все о'кей.

— Не возражаешь, если мы сегодня будем спать на жестком?

— С тобой где угодно.

Глава 18

Колин пил чай с хлебом, на котором лежали сардины. Масло просачивалось сквозь пальцы и капало на поцарапанную раковину, возле которой он сидел. Голода он не испытывал, просто у него слегка кружилась голова и подгибались колени. Поэтому он и решил перекусить.

В деревню он вернулся по Клитероской дороге, которая была ближе к дому Риты, чем общинная тропа. Шел быстрым, резким шагом, говоря себе, что вперед его гонит жажда мести. И все время повторял ее имя: Энни, Энни, Энни, девочка моя Так он пытался заглушить слова, пульсировавшие вместе с кровью в его черепной коробке: любовь и смерть три раза. Когда он добрался до дому, в его груди пылал пожар, а руки-ноги стали ледяными. Он слышал сердце внутри барабанных перепонок, а его легким абсолютно не хватало воздуха. Эти симптомы он игнорировал добрых три часа, но когда улучшение так и не наступило, решил подкрепиться. Ничего не поделаешь, организм требует.

Под рыбу он выпил три бутылки пива «Уотни», причем первую, когда еще жарился хлеб в тостере.

Он сунул бутылку в мешок для мусора и откупорил другую, затем нашел в шкафу сардины. С консервной банкой пришлось повозиться. Он не мог ее открыть ключом, дрожали руки Открыл лишь наполовину, когда пальцы скользнули, и острый край врезался в ладонь. Хлынула кровь. Она смешалась с маслом, и в раковине остались капельки, плававшие словно наживка для рыбы. Боли не ощущалось. Он обмотал руку чайным полотенцем, одним концом полотенца выловил кровь с поверхности банки и свободной рукой поднес бутылку пива к губам.

Когда тост поджарился, он извлек из банки пальцами сардины. Положил на хлеб. Посолил, поперчил, добавил толстый кружок лука. И приступил к еде.

Он хорошо помнил, что его жена не выносила вкуса и запаха сардин. У меня глаза слезятся от этой вони, говорила она. Однако Кол не чувствовал ни привкуса, ни запаха.

Часы-кошка тикали на стене, махая хвостом и шевеля глазами. Но Кол слышал не тик-так, а Энни, Эн-ни, Эн-ни. Это отвлекало его от других мыслей.

Третьей бутылкой пива он прополоскал рот. Затем налил немного виски и выпил двумя глотками, чтобы согреть окоченевшие конечности. Но это ему не удалось. Странно. В доме работало отопление, он сидел в теплой куртке и в обычное время уже был бы мокрым от пота.

Впрочем, вспотел он основательно, лицо пылало. Но сам дрожал. Он выпил еще виски. Перешел от раковины к кухонному окну. Посмотрел на дом викария.

Тут он услышал опять, да так внятно, словно Рита стояла у него за спиной. Любовь и смерть три раза. Он с криком обернулся, но увидел, что никого нет, и громко выругался. Сами по себе слова ничего не значили. Они были своего рода стимулом, который используют все хироманты мира, давая вам маленький фрагментик из несуществующей картины жизни, и вы жаждете получить еще.

Он снова повернулся к окну. За дорогой стоял другой дом. Там находилась Полли. Она скребла, чистила, сметала пыль, натирала воском полы — словом, делала все, что и при жизни викария. Колин наконец-то понял, что Полли ждала своего часа, когда слепая потребность Джульет Спенс взять всю вину на себя закончится ее арестом И хотя Джульет в тюрьме — не то же самое, что Джульет в гробу, это все-таки лучше, чем ничего, у Полли хватит ума больше не покушаться на жизнь Джульет.

Колин не был верующим. Он отвернулся от Бога на второй год агонии Энни. И все-таки он не мог не признать, что могущественная рука, наделенная большей властью, чем его собственная, действовала в коттедже Коутс-Холла в тот декабрьский вечер, когда умер викарий. По всем расчетам, вместо викария съесть отраву должна была Джульет. И произойди это, коронер вынес бы заключение «случайное отравление самой пострадавшей», и никто бы не понял, что именно случилось.

К несчастью для священника, он подвернулся ей в это время. Полли просчиталась. Полли, Полли… Больше кого бы то ни было он знал, как она щедра на сочувствие и дружескую поддержку.

Он раздраженно вытер руки и заклеил пластырями порез. Глотнул еще виски и двинулся к двери.

Сука, думал он. Любовь и смерть три раза.

Она не отозвалась, когда он постучал, тогда он нажал на звонок и не отнимал от него пальца. Пронзительная трель подействовала на него благотворно.

Внутренняя дверь наконец открылась. За матовым стеклом он увидел ее силуэт. В просторной одежде, она выглядела миниатюрной копией своей матери.

— Силы небесные, отпустите звонок, наконец. — И она распахнула дверь, собираясь что-то сказать.

Но, увидев его, ничего не сказала. Только посмотрела на его дом, и он подумал, что она, видимо, как всегда, смотрела на его дом, но потом на минуту отошла от окна и прозевала его приход. За последние годы она еще кое-что прозевала.

Он не стал дожидаться приглашения. Протиснулся в дом мимо нее. Она закрыла за ним наружную и внутреннюю двери.

Он прошел по узкому коридору направо и шагнул прямо в гостиную. Она трудилась именно тут. Мебель сверкала. Перед пустой книжной полкой стояла банка воска, бутылка лимонного масла и коробка с тряпками. Нигде ни пылинки. Ковер вычищен пылесосом. Кружевные шторы — белоснежные, накрахмаленные.