– Нет! – Линли пробежал последние двадцать ярдов, отделявшие его от тиса, подхватил тело юноши за ноги, пытаясь приподнять его. – Сент-Джеймс! – позвал он. – Скорее, бога ради! Сент-Джеймс!
Послышался ответный крик. Кто-то спешил к нему. Линли прищурился, плохо видя сквозь дождь, слыша лишь, как стучит его сердце. Это не Сент-Джеймс бежит к нему, петляя между могилами. Это Сесилия.
Девушка пронзительно закричала, подбегая к нему. Она уцепилась за Чаза, она впилась ногтями в руки Линли, отрывая его от Чаза, она даже укусила его, пытаясь отнять у него своего возлюбленного.
– Чаз! – кричала она – Чаз! Нет! Чаз! Не надо!
Подоспевший на помощь Сент-Джеймс схватил девушку, оттащил ее в сторону, попытался увести. Она перестала кричать, но все еще пыталась ударить его, высвободиться. Сент-Джеймс завел руки ей за спину, крепко удерживая. Сесилия бессильно уткнулась лицом ему в грудь.
– Отпусти ее! – крикнул Линли. – Помоги мне, подержи мальчика. Сейчас я перережу веревку.
– Томми!
– Бога ради, Сент-Джеймс! Скорее!
– Томми!
– Нельзя терять время!
– Он умер, Томми! – Сент-Джеймс направил свет фонаря на лицо юноши. Влажная, синеватого оттенка кожа, выпучившиеся глаза, распухший язык вывалился изо рта. Сент-Джеймс поспешно отвел фонарь. – Все кончено. Он умер.
Сесилия ждала Линли в постели. Миссис Стридер сидела возле ее кровати, одной рукой дерзка свою подопечную за руку, а другой вытирая собственные слезы. Порой она бормотала имя Сесилии так жалобно, будто сама искала у нее утешения. Сесилия не нуждалась в сочувствии – ей дали сильное успокоительное, и она проваливалась в сон.
За дверью комнаты слышались голоса Сент-Джеймса и инспектора Канерона. Кто-то кашлянул, кто-то ругнулся. Зазвонил телефон. Трубку сняли.
Сердце щемило. Допрашивать Сесилию казалось неуместной жестокостью, но Линли позволил полицейскому в себе взять верх, подавив желание сделать все, лишь бы смягчить горе этой девочки.
– Вы знали, что сегодня вечером Чаз приедет повидаться с вами? – спросил Линли. Девушка сонно поглядела на него. – О чем он рассказал вам, Сесилия? Он упоминал Мэттью Уотли? От кого вы слышали его имя?
Веки ее дрогнули, опустились. Распухшим языком Сесилия облизала губы. Заговорила бессвязно:
– Чаз… Чаз сказал… Мэттью видел автобус. Он шел по боковой дорожке к «Эребу» и видел. Ночью во вторник. Он знал.
– Мэттью знал, что Чаз уезжал в микроавтобусе?
– Он знал.
– Вы говорили с Чазом по телефону в пятницу вечером. Вы звонили ему несколько раз. Он сказал вам, он спрятал Мэттью в «Калхас-хаусе»?
– Он сказал… нет, ничего… ничего про Мэттью. Мы… про ребенка. Я хотела поговорить про ребенка. Я… мы… решить, что делать. Если б только он сказал отцу… он не мог. Отцу… он не хотел ни за что.
– Он ничего не сказал вам насчет Мэттью? Не говорил о химической лаборатории? О вытяжном шкафе?
Девушка слабо покачала головой:
– Нет, о Мэттью нет. – Она нахмурилась, между бровей прорезалась глубокая морщина. Она постаралась сфокусировать взгляд на Линли. – Он сказал… кто-то еще знает про автобус. Это не кончилось на Мэттью. Это должно кончиться. Должно кончиться. – Внезапно она зажала себе рукой рот, и по ее щекам заструились слезы. – Я же не… я могла понять, о чем он говорит. Не поняла. Я не думала, что он… у нас же ребенок. А он… Чаз!
Миссис Стридер принялась утирать ей слезы.
– Сисси, Сисси, милая. Успокойся. Успокойся, родная.
– Это не кончилось на Мэттью, – подтвердил Линли. – Еще один человек видел Чаза в ту ночь в микроавтобусе. Это была женщина, Джин Боннэми. Он рассказывал вам о ней? Он говорил, что произошло с ней сегодня днем?
– Нет. Джин… про Джин ничего не говорил. Только что вы идете за ним. Хотите, чтобы он сказал… сказал вам… Говорил, вы не понимаете. Не можете понять. Он обязан… – Глаза у нее слипались.
– Обязан покрывать вас? Защитить? Как вы– его?
Сесилия рассеянно погладила белый атласный пододеяльник.
– Защитить. Чаз защищает. Всегда. Он такой, Чаз. – Пальцы, сжимавшие край одеяла, ослабли, челюсть слегка отвисла. Девушка уснула.
Миссис Стридер ласково погладила ее лоб:
– Бедняжка! – вздохнула она. – Через что ей пришлось пройти! Родители, беременность, роды, несчастный изувеченный малыш, а теперь еще это. Ведь она любила его, инспектор. Они любили друг друга. Я-то знаю. Ко мне в дом часто наведываются молодые люди, навещают девушек, которых сами же и довели до беды. Но я еще не видела, чтобы парень был так предан своей девушке, как Чаз Квилтер. Никогда не видела.
– Вы слышали, о чем они разговаривали сегодня?
Миссис Стридер покачала головой.
– Они хотели побыть вдвоем, и я не стала им мешать. Можете ругать меня за то, что я оставила их наедине после всего, что было между ними и что из этого вышло – я имею в виду так и не ставшего человеком бедолажку, который лежит теперь в больнице; но я не понимаю, почему я должна была лишить их даже того утешения, что они могли дать друг другу. В нашем мире не так уж много любви, а радости еще меньше. Если они провели несколько минут в объятиях друг друга и это хоть немного смягчило их горе, с какой стати я стала бы это запрещать?
– В субботу, когда Чаз приезжал к Сесилии, вас не было здесь?
– Не было. Но я знала, что он приедет. Сесилия говорила мне, что Чаз обещал приехать к ней в тот вечер, а Чаз всегда держал свое слово. И сегодня тоже.
– Сегодня?
Миссис Стридер пригладила волосы Сесилии, разметавшиеся по подушке.
– Он звонил в полдень. Сказал, что едет к нам. Обещал приехать– И вот – к четырем он уже был у нас. Мы могли положиться на Чаза.
Услышав эти слова, Линли автоматически поднялся на ноги. На прикроватной тумбочке стояла лампа, при ее свете он мог разглядеть морщинистое лицо миссис Стридер лишь в профиль, большая часть его скрывалась в тени, но и этого хватило Линли, чтобы разглядеть: женщина понятия не имела, как важна эта информация.
– Добрался к четырем? – повторил он.
– Чаз сказал, что ловил попутную машину. Так4 оно и есть. Он промок до нитки. А что? Разве это так существенно?
Не отвечая, Линли поспешно вышел из комнаты. В гостиной он застал всех троих: Сент-Джеймса, инспектора Канерона и местного констебля.
– Без сомнения, самоубийство, – заявил Канерон при виде Линли. – Парень хорошо подготовился. – С этими словами он протянул Линли зловещую петлю, связанную из двух галстуков цветов Бредгар Чэмберс: один голубой с узкими желтыми полосками, второй с таким же рисунком, но с другим распределением цветов: желтый с узкими голубыми полосками.