Сент-Джеймс наклонился вперед.
– Он сказал, что всплытие вынуждает его отложить встречу с Уиллингейтом во второй раз за этот месяц. И просил звонить в Уэстербрэ, если возникнут трудности.
– Как только мы выяснили, кто такой Уиллингейт, в этом сообщении забрезжил какой-то смысл, – подхватила Барбара, жаждавшая во что бы то ни стало убедить. – Похоже, он предупредил Уиллингейта относительно Джеффри Ринтула: что второй раз выплыло наружу то, что он был агентом, а первый был в канун Нового года в шестьдесят втором году. Поэтому Уиллингейт должен был позвонить в Уэстербрэ, чтобы помочь в решении проблемы. А проблема – это смерть Джой Синклер и новый вариант пьесы, где во всех подробностях вскрыто неприглядное прошлое Джеффри.
Линли кивнул. Барбара продолжала:
– Разумеется, лорд Стинхерст не мог сам позвонить Уиллингейту, верно? При проверке записей телефонных переговоров из Уэстербрэ мы узнали бы об этом звонке. Поэтому он позвонил только своей секретарше. А она – передала. И Уиллингейт, поняв сообщение, действительно позвонил ему, сэр. Полагаю, дважды. Помните? Мэри Агнес сказала мне, что слышала два телефонных звонка. Наверняка от Уиллингейта. Один – чтобы узнать, что все же стряслось. Второй – сказать Стинхерсту, что ему удалось договориться со Скотленд-Ярдом.
– Ты вспомни, – добавил Сент-Джеймс, – что сказал инспектор Макаскин: Департамент уголовного розыска Стрэтклайда вообще не просил у Скотленд-Ярда помощи в этом деле. Их просто поставили в известность, что им займется Ярд. Очень похоже что все это устроил Уиллингейт – позвонил кому-то из руководства Ярда, договорился насчет расследования и затем снова позвонил Стинхерсту – сообщил, кто будет вести следствие. Не сомневаюсь, что Стинхерст был абсолютно готов к твоему появлению на сцене, Томми. У него был целый день, чтобы придумать историю, которой ты, пэр несчастный, почти наверняка поверишь. Это должно было быть что-то личное, что истинный джентльмен вряд ли кому перескажет. А что может быть более личным, чем измена жены и не его ребенок? Отличная находка. Он просто не подумал, что ты можешь довериться мне. И что я – боюсь, не совсем джентльмен – не оправдаю твоего доверия. Каюсь, не оправдал. Сложись все иначе, я бы и слова никому не сказал. Надеюсь, ты мне веришь.
Последнее замечание Сент-Джеймса прозвучало как полувопрос. Но после него Линли лишь молча взял графин с бренди. Налил себе еще, передал графин Сент-Джеймсу. Руки его не дрожали, лицо оставалось спокойно-невозмутимым. Снаружи, на Итон-террас дважды прогудел клаксон. В ответ из соседнего дома что-то крикнули.
Надо было заставить его занять какую-то позицию, поэтому снова заговорила Барбара:
– По пути сюда, сэр, мы пытались понять: с чего правительству так хлопотать о разбирательстве подобного дела. И решили, что причина кроется в том, что в шестьдесят третьем году им пришлось скрыть правду о деятельности Ринтула – вероятно, при помощи Закона о государственной тайне, – чтобы спасти премьер-министра от позора: советский шпион в высших эшелонах власти, когда еще не утихли страсти после дела Вассалла и скандала с Профьюмо. Поскольку Джеффри Ринтул умер, он не мог больше причинить министерству обороны никаких неприятностей. Зато премьер-министру не поздоровилось бы, если бы произошла утечка сведений о его деятельности. И потому тогда этого не допустили. И теперь, очевидно, тоже предпочли сохранить старую тайну. Иначе возникли бы определенные проблемы. Или, может, у них есть какой-то долг перед семьей Ринтул и они таким образом платят его. В любом случае они снова их покрывают. Только…
Барбара замолчала, не решаясь продолжить: несмотря на все их ссоры и зачастую непреодолимые разногласия, она не могла причинить ему такую боль…
Линли сам договорил:
– … только сделать это для них должен был я, – глухо проговорил он. – И Уэбберли это знал. С самого начала.
По отчаянию, стоявшему за этими словами, Барбара поняла, о чем думает Линли: что эта ситуация доказала – для своего начальства он всего лишь подручный материал; что никому нет дела до его судьбы, и репутации: ведь если выйдет на свет даже невольная его попытка скрыть вину Стинхерста, ему грозит увольнение. И не важно, что все было совсем не так. Барбара знала, что само предположение, как ржавчина, разъедает его гордость.
В течение прошедших пятнадцати месяцев она то любила Линли, то ненавидела и постепенно научилась понимать его. Но никогда до этого ей не приходило в голову, что его аристократическое происхождение причиняло ему иногда боль, а семейные узы были в тягость, но это бремя он умудрялся нести со скромным достоинством, даже в те моменты, когда ему нестерпимо хотелось стряхнуть его с себя.
– Но откуда Джой Синклер могла все это узнать? – спросил Линли, сохраняя безупречно хладнокровный вид, и это мучительное насилие над собой было больно видеть…
– Лорд Стинхерст сам тебе об этом сказал. Она была там в ночь, когда погиб Джеффри.
– А я даже не заметил, что в кабинете Джой нет ничего, связанного с ее пьесой. – В голосе Линли слышался беспощадный упрек себе. – Боже, кто же так ловко все это изъял?
– Господа из МИ-5 не оставляют визитных карточек, Томми, – сказал Сент-Джеймс. – Ни единого следа обыска. Откуда ты мог знать, что они там побывали? И в конце-то концов, ты пришел искать сведения не о пьесе.
– И все равно, надо было быть просто слепцом, чтобы не заметить отсутствия материалов по ней. – Он мрачно улыбнулся Барбаре. – Отличная работа, сержант. Не представляю, куда бы нас вынесло, если бы рядом со мной не было вас.
Похвала Линли не принесла Барбаре радости. Никогда еще ощущение собственной правоты не приносило ей столько отчаяния и боли.
– Что мы будем?..
Она умолкла, не желая проявлять столь немилую ей инициативу. Линли поднялся.
– Отправимся утром к Стинхерсту, – сказал он. – А сегодня я бы хотел еще кое-что обдумать.
Барбара знала, что на самом деле это означает: обдумать, как действовать дальше, уже зная, что Скотленд-Ярд его использовал. Ей захотелось как-то его утешить. Она хотела сказать, что планы начальства сделать его ширмой сорвались; что они с ним оказались умнее. Но она понимала, что он тут же переосмыслит ее слова. Это она оказалась умнее их боссов. И спасла Линли от безрассудного поступка и позора.
Поскольку говорить было больше не о чем, все начали надевать пальто, натягивать перчатки и обматываться шарфами.
А в воздухе витали слова, так и оставшиеся невысказанными. Линли не спеша убрал графин с бренди, собрал пузатые хрустальные стаканчики на поднос, выключил свет в комнате. Они прошли за ним в холл.
Леди Хелен стояла в пятне света у двери. За целый час она не сказала ни слова и теперь, когда он приблизился, застенчиво произнесла:
– Томми…
– Завтра в девять встречаемся в театре, сержант, – резко бросил Линли. – Возьмите констебля, чтобы забрать Стинхерста.
До сих пор Барбара не осознавала, насколько трагичной для Линли была ее победа в борьбе версий, но этот краткий разговор открыл ей глаза. Она увидел как растет пропасть между Линли и леди Хелен, почти физически ощутила ее мучительную непреодолимость. Но вслух произнесла: «Да, сэр», – и направилась к двери.