Со все еще сильно бьющимся сердцем, она вышла в коридор и подняла трубку на девятом звонке.
– Хелен. Слава богу. Слава богу. Дэвис-Джонс с тобой?
Это был Линли.
Его до предела напряженный голос был полон такой очевидной тревоги, что леди Хелен застыла, лишившись способности соображать.
– Что такое? Где ты? – Она поняла, что шепчет, хотя не собиралась.
– Я в телефонной будке рядом с Бишопс-Стортфорд. На М-11 серьезная авария, а все боковые дороги, где я пытался проехать, замело снегом. Я не знаю, когда доберусь до Лондона. Хейверс еще с тобой не говорила? А Сент-Джеймс не звонил? Черт возьми, ты мне так и не ответила. Дэвис-Джонс с тобой?
– Я только что пришла домой. Что такое? Что случилось?
– Да ответь же. Он с тобой?
В гостиной Рис так и сидел на диване, только нагнулся к огню, глядя на догорающие языки пламени. Леди Хелен видела, как на его лице и кудрявых волосах пляшут блики и тени. Но она не произнесла ни слова. Что-то в голосе Линли заставило ее молчать.
Он заговорил очень быстро и ужасающе убежденно, не давая ни единого шанса ему не поверить:
– Послушай меня, Хелен. Была одна девушка. Ханна Дэрроу Он познакомился с ней в конце января семьдесят третьего года, когда играл в «Трех сестрах» в Норвиче. У них был роман. Она была замужем, с младенцем. Она решила бросить мужа и ребенка и уйти к Дэвис-Джонсу. Он убедил ее, что она пройдет прослушивание в театре – заставил разучивать роль, которую он для нее выбрал, она верила, что после этого прослушивания он заберет ее с собой в Лондон. Но в ночь, когда они должны были уехать, он убил ее, Хелен. А потом инсценировал самоубийство: повесил ее мертвую на крюк в потолке. Все происходило на мельнице.
Ей удалось лишь прошептать:
– Нет. Стинхерст…
– Смерть Джой не имеет к Стинхерсту никакого отношения! Она собиралась написать о Ханне Дэрроу в своей новой книге. Но, на свою беду, рассказала об этом Дэвис-Джонсу. Она позвонила ему в Уэльс. На магнитофоне, найденном в ее сумочке, даже было напоминание себе не забыть спросить у Дэвис-Джонса, как подкатиться к Джону Дэрроу, мужу Ханны. Разве ты не понимаешь? Он все время знал, что она пишет эту книгу. Он знал уже в прошлом месяце. Поэтому он убедил Джой, что вам с ней лучше поселиться в смежных комнатах, чтобы наверняка получить к ней доступ. А теперь, ради бога, мои люди ищут его с шести часов. Скажи мне, Хелен, он с тобой?
Все ее нутро восстало, чтобы не дать ей заговорить. В глазах защипало, горло сдавило, желудок словно зажало тисками. И хотя она не желала ничего вспоминать, она явственно услышала голос Риса и его так легко сказанные ей в Уэстербрэ слова, полные укора себе: «Я отрабатывал зимний сезон в Норфолке и Суффолке… когда я вернулся в Лондон, она уже уехала».
– Ханна Дэрроу оставила дневник, – в отчаянии говорил Линли. – И сохранила программку той пьесы. Я видел и то и другое. Я прочел его. Хелен, прошу тебя, дорогая, я говорю тебе правду!
Хелен как сквозь пелену видела, как Рис встает, идет к огню, увидела, как он берет кочергу. Смотрит в ее сторону. Его лицо было мрачно. Нет! Это невозможно, нелепо. Ей ничто не угрожает. Кто угодно, только не Рис. Он не был убийцей. Он не убивал свою двоюродную сестру. Он не мог никого убить. Но Томми все еще говорил. А Рису, видимо, уже надоело просто так сидеть.
– Он устроил все так, чтобы она переписала сцену из пьесы своим почерком, а затем взял часть написанного, чтобы сварганить предсмертную записку самоубийцы. Но слова… они были из одного монолога в этой пьесе. Они принадлежали Тузенбаху. А Тузенбаха играл он. Он убил трех человек, Хелен. Гоуван умер у меня на руках. Ради бога, ответь мне! Скажи! Сейчас же!
Ее губы дрогнули и все-таки произнесли это ненавистное слово, которое она так старалась удержать в себе.
– Да, – услышала она свой голос.
– Он там?
– Да, – снова выдавила она.
– Вы одни?
– Да.
– О боже, Каролины нет?
Как легко было его говорить. Такое простое слово.
– Да.
А Линли все говорил и говорил… Рис снова повернулся к огню, помешал угли в камине, добавил еще полено, снова откинулся на спинку дивана. Наблюдая за ним, она вдруг осмыслила, что она сейчас совершила, какой сделала выбор.
Леди Хелен почувствовала жжение слез в глазах, горло перехватил спазм. Она поняла, что пропала.
– Слушай меня внимательно, Хелен. Я хочу установить за ним наблюдение, пока мы не получим окончательные данные судебной экспертизы из Стрэтклайда. Я мог бы арестовать его и сейчас, но что толку? Очередной допрос без всяких результатов. Поэтому сейчас я позвоню в департамент. Они пришлют констебля, но он прибудет только минут через двадцать. Ты сможешь задержать его на это время? Это не опасно?
Она боролась с отчаянием. И не могла говорить. Голос Линли снова наполнился тревогой.
– Хелен! Ответь мне! Ты можешь продержаться с ним двадцать минут? Можешь? Ради бога…
Ее губы вдруг пересохли и стали непослушными.
– Я справлюсь. Это довольно просто.
Линли на миг умолк, словно пытался постичь кий тайный смысл ее ответа. Затем резко спросил:
– Что ему нужно от тебя?
Она молчала.
– Ответь мне! Он пришел переспать с тобой? – Когда она опять ничего не сказала, он закричал. – Хелен! Прошу тебя!
Она услышала свой безнадежный шепот:
– Что ж, на это как раз уйдут нужные тебе двадцать минут, верно?
– Нет! Хелен! Не… – вырвалось у него, но она уже повесила трубку.
Она стояла опустив голову, пытаясь собраться с духом. Он уже звонит в Скотленд-Ярд. Значит, время пошло – эти двадцать минут начались…
Странно, подумалось ей, ни малейшего страха. Стук сердца отдавался в ушах, в горле пересохло. Но она не боялась. Одна в квартире с убийцей, Томми – за многие мили от нее, и снегопад мешал ему выбраться. Но она ничуть не боялась. И когда совсем близко подступили горячие слезы, до нее вдруг дошло, почему она не боялась. Просто ей было все равно. Ничто в этой жизни больше не имело значения, а уж тем более – останется она живой или умрет.
Барбара Хейверс взяла трубку в кабинете Линли после второго звонка. Четверть восьмого, значит, она сидела за его столом уже больше двух часов. Горло саднило от множества выкуренных сигарет, а нервы… она была на грани срыва. Услышав наконец-то голос ти она испытала такое облегчение, что от радости набросилась на него с проклятьями, но он тут же резко ее перебил:
– Хейверс, где констебль Нката?
–Нката? – тупо повторила она. – Ушел домой.
– Разыщите его. Пусть он отправится на Онслоу-сквер. Немедленно.
Она затушила сигарету и взяла листок бумаги.