— Мы с тобой не общались раньше, — начала она. — Ты брат Тоби. Тебя зовут Джоэл, правильно?
Джоэл кивнул. Он догадывался, что если взрослый вызывает ребенка к себе в кабинет, то ничего хорошего ждать не приходится. Джоэл предполагал, что Тоби в чем-нибудь провинился, он ждал разъяснений и был готов принять удар.
— Тоби кое-что рассказывал о тебе. Ты очень много значишь для него. Думаю, ты сам это чувствуешь.
Джоэл опять кивнул, поскольку нужных слов подобрать не мог.
Люси взяла ручку. Золотистая и тонкая, она очень шла ей. Джоэл заметил, что к папке, которую держала Люси, прикреплен листок, на нем были какие-то записи. Люси пробежала их глазами. Потом она сообщила то, что Джоэл и без того знал: в начальной школе Тоби порекомендовали посещать Учебный центр, точнее, школа поставила условие: Тоби примут в школу, если он начнет ходить в Учебный центр.
— Ты в курсе этого, Джоэл?
Мальчик снова кивнул, и Люси продолжила:
— Тоби сильно отстает от своих ровесников. В чем могут быть причины?
Люси Чинака говорила и смотрела по-доброму, глаза у нее были темно-карие, с играющими золотистыми искорками.
— Тоби не тупой.
— О нет! Конечно нет! — успокоила Люси. — Но у него серьезные проблемы с обучением…
Люси запнулась и заглянула в папку, собираясь с мыслями.
— Есть и другие проблемы. Наша задача здесь, в центре, — точно определить их. Найти способ, который наиболее подходит для развития ребенка. И потом, мы учим параллельно со школой. Мы предлагаем ему… предлагаем модели социального поведения, которые ребенок может использовать. Ты понимаешь меня?
Джоэл кивнул. Он напряженно и сосредоточенно слушал. У него появилось предчувствие, что Люси Чинака намерена сказать что-то очень важное и плохое.
— У Тоби есть трудности как с обработкой информации, так и с ее поиском. Языковая некомпетентность сочетается у него с тем, что мы называем когнитивной дисфункцией. Но это… — Люси пощелкала пальцами, как бы подыскивая слова, понятные двенадцатилетнему мальчику, для которого вся ее речь звучала как очередная пытка в цепочке испытаний последних лет. — Это научные термины. На самом деле языковая некомпетентность — это очень серьезно, ведь учеба в школе зависит от нашей способности пользоваться языком, понимать слова и предложения.
Джоэл видел, что женщина заботливо старается доносить информацию как можно проще и понятнее, потому что он — брат Тоби, а не отец. Его это не обижало, скорее, было приятно — несмотря на тревогу, которую внушала беседа. Джоэл подумал, что Люси, вероятно, хорошая мать. Он представил себе, как она укладывает своих детей спать и не выходит из комнаты, пока не прочитает с ними молитвы и не поцелует перед сном.
— Хорошо. Перейдем к сути. Наши возможности здесь, в Учебном центре, ограничены. Когда мы исчерпаем их в работе с Тоби, нужно будет решать, что с ним делать дальше.
— Вы о чем? Не можете помочь Тоби? Вы его выгоняете? — Джоэл почувствовал ужас.
— Нет, конечно. Что ты! Я просто хочу составить для него специальный план, но для этого требуется дополнительная информация. Назовем этот план… план обследования. Мне нужны разные мнения — школьного учителя Тоби, сотрудников Учебного центра, врача, его родителей. Знаю из личного дела, что ваш папа умер, но хотелось бы встретиться с вашей мамой. Для начала я попрошу тебя передать ей кое-какие документы, их нужно прочитать.
— Она не может, — выдавил Джоэл.
Мальчик представил, как мама приходит сюда, в этот кабинет, к этой женщине. От одной мысли он пришел в ужас, хоть и понимал, что это неосуществимо. Кароль не выпустят из больницы одну, и, даже если Джоэл заберет ее, Кароль не выдержит и пяти минут в обществе Люси Чинаки.
Люси посмотрела на Джоэла. Она пыталась осмыслить его ответ, сопоставить с той информацией о его семье, которой располагала. Сведения были скудны не по ее вине — члены этой семьи неохотно о себе рассказывали.
— Почему не может? Твоя мама не умеет читать? Прости, я не знала. Ведь тут стоит ее подпись…
Люси поднесла листок ближе к глазам, чтобы внимательно рассмотреть подпись.
— Это подпись тети Кен, — сообщил Джоэл.
— Вот как! Значит, Кендра Осборн — это твоя тетя? Она твой законный опекун?
Джоэл кивнул, хотя понятия не имел, законный или нет.
— Твоя мама тоже умерла, Джоэл? Ты это подразумевал, когда говорил, что она не может?
Джоэл отрицательно покачал головой. Но обсуждать с Люси мать он не мог и не хотел. Его мама жива и умеет читать. Но в данном случае это неважно.
Он взял у Люси бумаги и дал ей единственно возможный, с его точки зрения, ответ:
— Я сам прочитаю. Я сам позабочусь о Тоби.
— Послушай… — Люси снова подыскивала слова. — Тут требуется обследование, и только взрослый может взять ответственность… Хорошо, будем называть вещи своими именами… Тоби требуется всестороннее обследование, и поэтому…
— Я сам отвечаю за Тоби! — крикнул Джоэл, прижимая бумаги к груди.
— Но Джоэл…
— Я сам!
И Джоэл выбежал из комнаты, оставив Люси в состоянии удивления и замешательства. Рука женщины потянулась к телефону.
В тот день, когда Несс рассталась с братьями на Паддингтонском вокзале, она не сразу отправилась по своим делам. Остановившись за киоском с сэндвичами, она собралась прикурить сигарету, которую заблаговременно стащила у Кендры. Роясь в сумке в поисках зажигалки и посматривая по сторонам, Несс держала магазин в поле зрения. Там было много народу, но она без труда вычислила Джоэла. Тот с серьезным видом перебирал журналы. Плечи его были, как всегда, опущены. Тоби был возбужден и вел себя соответственно.
Несс подождала, пока Джоэл с покупками в руках не занял очередь в кассу, после чего отправилась гулять. Она не разглядела, какой журнал выбрал брат, но не сомневалась, что для матери подходящий, поскольку знала характер брата — обязательный и ответственный до ужаса. И еще Джоэл мог сдерживать себя и приспосабливаться изо дня в день. Что касается ее, то она с притворством покончила. Притворством ничего не добьешься, делу не поможешь. Какой в нем прок хотя бы сейчас, когда ее что-то переполняет под самую завязку и она вот-вот лопнет!
Если бы Несс спросили, она не смогла бы объяснить, что именно ее переполняет. Она не могла бы сказать просто: сейчас лопну от злости, от тоски, от радости. Но и более сложных выражений она не употребляла, как то: меня переполняет любовь по отношению к беззащитному ребенку или невинному котенку; благородное негодование на несправедливость; я в ярости из-за насмешек судьбы. Несс понимала одно: она лопнет, если не предпримет чего-либо, что избавит ее от внутреннего напряжения, которое постоянно испытывает; а после того, как она, сама не своя, выскочила из зала, где по сцене порхали балерины, это напряжение и вовсе возросло.