У её матери был роман с Лоуренсом Оливье, в его молодой версии. Её внимание буквально захватывали Хитклифф из «Грозового перевала» и Макс де Винтер из «Ребекки». Она, правда, не знала в точности, кто он таков, этот мужчина, которого она видела на экране то рядом с Мерл Оберон, игравшей Кэти, то с Джоан Фонтейн, игравшей миссис де Винтер. Ей только одно было понятно: что они предназначены друг для друга, она сама и этот красивый мужчина. То, что актёр давным-давно умер, не имело для неё никакого значения.
И она совершенно не узнавала того же актёра в других ролях, когда он был уже старше. Ей было всё равно, что там Лоуренс Оливье делает с Дастином Хофманом, почему он дерётся с Грегори Пеком; эти фильмы её совершенно не задевали. Если её внимание не было занято «Грозовым перевалом» или «Ребеккой», она становилась совершенно неуправляемой. Даже Оливье в роли мистера Дарси в «Гордости и предубеждении» не мог привлечь её. Поэтому в её комнате на экране телевизора постоянно шли только два фильма. Миссис Флоренс Маджентри, директор санатория, специально поставила телевизор в спальне матери Барбары, чтобы сохранить собственное психическое здоровье и психическое здоровье остальных обитателей.
Барбара провела с матерью два часа. Это были тяжёлые часы, и пробуждённую ими боль Барбара чувствовала всю дорогу домой из Гринфорда. И поэтому, когда она натолкнулась на Анджелину Упман и её дочь Хадию на тротуаре перед большим зданием неподалёку от Итон-Виллас, где они жили, она сразу приняла приглашение «зайти посмотреть, что купила мамуля», расценив это как средство очищения ума от образа матери, нежно поглаживавшей собственную грудь в то время, как она смотрела на мигающий экран, на котором Макс де Винтер страдал из-за смерти своей злобной первой жены.
И теперь она вместе с Хадией и её матерью послушно восхищалась двумя модерновыми литографиями, которые Анджелина умудрилась купить «ну практически даром, Барбара, это же просто чудо, верно, мамуля?», и нашла она их у какого-то торговца на Стэблс-маркет. Барбара соглашалась. Не то чтобы литографии были в её вкусе, но она действительно видела, что они будут отлично выглядеть в гостиной Ажара.
Но при этом Барбара отметила и тот факт, что Анджелина явно водила дочь в одно из таких мест, в которые отец девочки категорически запрещал её водить. Барбара гадала, сообщила ли Хадия об этом матери, или, может быть, Анджелина и Ажар решили, что пора уже Хадии чуть более широко знакомиться с миром? Ответ она получила тогда, когда Хадия вдруг зажала ладошкой рот и пробормотала:
— Ой, мамочка, я забыла…
Анджелина ответила:
— Ничего, милая. Барбара нас не выдаст. Я надеюсь.
— Ведь не выдашь, да, Барбара? — спросила Хадия. — Папа ужасно рассердится, если узнает, куда мы ходили.
— Перестань ныть, Хадия, — сказала Анджелина. И обратилась к Барбаре: — Выпьешь чашечку чая? Я просто насквозь пересохла, а у тебя такой вид, словно ты вот-вот свалишься с ног. Трудный день?
— Просто ездила в Гринфорд.
Барбара не добавила больше ни слова, но Хадия тут же вмешалась:
— Там живёт мама Барбары, мамуля. Она не очень здорова, да, Барбара?
Барбаре совсем не хотелось углубляться в обсуждение её матери, поэтому она постаралась найти другую тему. Анджелина была женщиной на все сто процентов, именно в таком духе, о каком Барбара могла только мечтать, и потому она заговорила о том, чем хотелось бы обладать настоящей, стопроцентной женщине.
Волосы. Тем более что к этой теме Барбару подталкивала энергично высказанная рекомендация Изабеллы Ардери. И Барбара твёрдо вознамерилась что-то с ними сделать. Барбаре кажется, что Анджелина упоминала о какой-то неплохой парикмахерской?..
— Салон! — тут же взвыла Хадия. — Барбара, это не парикмахерская! Это салон!
— Хадия, — строго остановила её мать, — ты ведёшь себя невежливо. И, кстати, «парикмахерская» — вполне правильное название. Просто сейчас чаще говорят «салон», но это не имеет никакого значения. Так что не болтай глупостей. — И тут же Анджелина повернулась к Барбаре: — Конечно, Барбара, я знаю одно хорошее местечко. Только туда и хожу.
— А как ты думаешь, они сумеют…
Барбара растерянно умолкла, не зная, что, собственно, она предполагала сделать с собственными волосами. Просто подстричь? Сделать какую-то особую укладку? Покрасить? Что именно? Она многие годы сама подрезала волосы, и те выглядели именно так, как и должны были выглядеть после самостоятельной стрижки, — то есть как будто кто-то прошёлся по ним ножницами во время шторма, — но ведь Барбара при этом стремилась достичь самой простой цели: чтобы волосы не падали ей на глаза. Но, видимо, с этим пора было кончать — по крайней мере, на то время, пока это беспокоило старшего офицера, под началом которого Барбара служила в Ярде.
— Они могут сделать всё, что тебе вздумается. Там отличные мастера. Я дам тебе номер телефона. И имя моего стилиста. Его зовут Дасти, и он, боюсь, та ещё задница… извини. Хадия, не говори папе, что я при тебе произнесла слово «задница»… Но если ты не будешь обращать внимания на то, что он без конца болтает о собственной исключительности, то не пожалеешь. Он действительно умеет обращаться с волосами. И почему бы вообще мне не договориться с ним и не пойти вместе с тобой? Если, конечно, ты не сочтёшь это за излишнюю навязчивость.
Барбара просто не знала, что и думать по поводу того, что возлюбленная Ажара готова отправиться вместе с ней на процедуру изменения внешности. Ей и без того приходилось постоянно слышать об Анджелине до того, как та вернулась в жизнь своей дочери, потому что Хадия только и могла говорить, что о матери… Возможно, со стороны Анджелины это была попытка наладить по-настоящему дружеские отношения… Барбара не была уверена.
Анджелина явно почувствовала её колебания, потому что сказала:
— Ну, я дам тебе номер, а ты подумай об этом. Я действительно была бы рада пойти с тобой.
— А где находится эта парикма… этот салон?
— В Найтсбридже.
— В Найтсбридже?!
Боже, да только добраться туда — это уже целое состояние…
— Но это ведь не на Луне, Барбара! — сказала Хадия.
Её мать предостерегающе подняла палец.
— Хадия Халида!..
— Всё в порядке, — поспешила сказать Барбара. — Просто она слишком хорошо меня знает. Если ты дашь мне номер, я позвоню туда прямо сейчас. А ты хочешь туда поехать, детка? — спросила она Хадию.
— Ой, да-да-да! — закричала Хадия. — Мамуля, можно мне поехать с Барбарой, а?
— И ты тоже, — сказала Барбара Анджелине. — Думаю, мне совсем не помешает поддержка в таком предприятии.
Анджелина улыбнулась. У неё, как отметила Барбара, была очень приятная улыбка. Ажар никогда не рассказывал, как он познакомился с Анджелиной, но Барбаре казалось, что первым делом он должен был заметить именно её улыбку. А поскольку он мужчина, то далее он должен был обратить внимание на тело, гибкое и женственное, и ухоженное, и одетое так, что Барбара и не надеялась повторить подобный стиль.