Мередит задумалась. Ее мать пользовалась лупой, когда вдевала нитку в иглу швейной машины. Она сходила за лупой и подала Джине. Джина попыталась разглядеть изображение на золотом кружке.
— Мужская голова. На ней какая-то корона, — сказала она.
— Может, это король и он надевает ее перед сражением?
Джина кивнула.
— Тут и слова какие-то написаны, но я не могу их рассмотреть. Только на английские они не похожи.
Мередит задумалась. Монета или медаль, возможно из золота, слова на иностранном языке. Она подумала также о том, где они живут, о Нью-Форесте, месте, в котором некогда охотился Вильгельм Завоеватель. Он не говорил по-английски. Никто из двора по-английски не говорил. Все они разговаривали по-французски.
— Это по-французски?
— Не знаю, — ответила Джина. — Сама посмотри. Трудно прочитать.
И в самом деле. Буквы были стерты временем — так бывает с любыми монетами, когда ими активно пользуются, передавая из рук в руки.
— Думаю, она ценная, — сказала Джина, — если только это настоящее золото. Конечно, я лишь предполагаю, что она золотая. Возможно, она из какого-то другого материала.
— Из чего? — спросила Мередит.
— Не знаю. Из меди? Из бронзы?
— Зачем бы понадобилось прятать медную монету? Или бронзовую? Я думаю, что это золото. — Мередит подняла голову. — Только остается один вопрос: если она не твоя…
— Честно? Я вижу ее впервые.
— …то как она оказалась в твоей комнате?
— Сказать по правде, Мередит, если ты так легко вошла ко мне в комнату… — деликатно произнесла Джина.
— То кто-то другой мог сделать то же самое, — закончила за нее эту мысль Мередит. — И оставил монету под раковиной.
— Ах вот ты где ее нашла? — Джина помолчала, обдумывая сказанное. — Что ж, возможно, тот, кто жил там до меня, спрятал монету, а уезжая, в спешке забыл о ней, либо кто-то засунул ее туда уже при мне.
— Нам нужно узнать, кто этот человек, — сказала Мередит.
— Да. Думаю, нам нужно это сделать.
Не успел Линли выйти из «Духовной конюшни», как ему позвонила Изабелла Ардери. По счастью, он поставил телефон на вибрацию, иначе пропустил бы звонок из-за шума: в магазине играли турецкую музыку и услышать что-либо другое было невозможно.
— Не бросайте трубку, мне надо выйти отсюда, — сказал он и вышел на улицу.
— …он сделал все очень быстро, — говорила Изабелла Ардери, когда Линли вышел на тротуар и снова поднес трубку к уху.
Линли переспросил, и она повторила то, что сказала ему до этого. Инспектор Джон Стюарт проявил замечательные способности, свойственные ему в те моменты, когда он не злился, и отследил все телефонные звонки, поступившие на мобильник Джемаймы Хастингс за несколько дней до ее гибели и через несколько дней после ее смерти.
— В день смерти Джемаймы ей звонили из табачной лавки, — сказала Ардери.
— Джейсон Друтер?
— И он это подтвердил. Сказал, что спрашивал ее, где лежат кубинские сигары. Он не мог их найти. Звонили также ее брат, Фрейзер Чаплин и — самое интригующее напоследок — Гордон Джосси.
— В самом деле?
— Мы установили его номер. Тот же, что и на почтовых открытках, которые он распространял вокруг портретной галереи и Ковент-Гардена. Любопытно, правда?
— А что мы получили с базовых станций сотовой связи? — спросил Линли. — Есть что-нибудь?
Они хотели установить местоположение звонивших людей в момент набора номера. Точное место, с которого звонил человек, определить было невозможно, но приблизительно уже можно было сказать.
— Этим занимается Джон. Ему потребуется некоторое время.
— Кто звонил после ее смерти?
— Были сообщения от Иоланды, от Роба Хастингса, от Джейсона Друтера и от Паоло ди Фацио.
— А от Эббота Лангера и Фрейзера Чаплина, значит, не было? И от Джосси — тоже?
— От них ничего. И после тоже. Должно быть, один из этих людей знал, что звонить нет смысла.
— А кому Джемайма звонила в день своей смерти?
— Три раза Фрейзеру Чаплину — до того, как он сам ей позвонил, — и один раз Эбботу Лангеру. С этими двумя нужно еще раз поговорить.
Линли сказал, что мог бы сам этим заняться, тем более что он находится поблизости от катка.
Он пересказал Изабелле то, что поведала Иоланда о последней встрече с Джемаймой. Джемайма искала совета у медиума относительно суровой правды, которую ей надо было сказать кому-то, и, по мнению Линли, эту суровую правду должен был выслушать мужчина. Если верить Иоланде, Джемайма была влюблена в ирландца, и вполне вероятно, что именно ему предназначалась эта суровая правда. Линли не исключал возможности того, что и другие люди могли стать слушателями Джемаймы: Эббот Лангер, Паоло ди Фацио, Джейсон Друтер, Юкио Мацумото, да и любой другой мужчина, как-то связанный с ней по жизни, например, Гордон Джосси и брат Джемаймы, Роб.
— Сначала займитесь Чаплином и Лангером, — распорядилась Ардери. — Начнем копать оттуда. — Она помолчала и прибавила: — Суровая правда? Так она вам сказала? Сама-то Иоланда говорила вам правду, Томас?
Линли вспомнил, что сказала о нем Иоланда: о его ауре, о возвращении в его жизнь женщины, ушедшей, но незабытой. Он должен был признать, что не знает, сколько из сказанного Иоландой основывается на интуиции, сколько — на наблюдениях за еле уловимой реакцией слушателя на ее прозрения и сколько — на том, что она действительно получает «с другой стороны». Подумав, что сомнению можно подвергнуть все, что она говорила, поскольку это не подтверждено фактами, Линли сказал:
— Но что касается Джемаймы, шеф, то медиум никаких пророчеств не делала. Она рассказала только то, что говорила ей сама Джемайма.
— Изабелла, — поправила его Ардери. — Не шеф. Называйте меня Изабеллой, Томас.
Он помолчал, обдумывая это, и наконец согласился:
— Хорошо, пусть будет Изабелла. Иоланда передала мне слова Джемаймы.
— Но если сумку в контейнер положила Иоланда, то она хочет сбить нас с толку.
— Верно. Хотя положить ее туда мог кто-то другой. А она всего лишь защищает этого человека. Позвольте мне поговорить с Эбботом Лангером.
Сообщения, полученные на мобильный телефон, были для Изабеллы одновременно хорошими и плохими новостями. Все, что вело в направлении убийцы, было хорошо. В то же время все, что уводило их от Юкио Мацумото в качестве предполагаемого убийцы, ставило Изабеллу в опасное положение. Одно дело, если от полиции бежал убийца, впоследствии сбитый такси и серьезно раненный. Для Изабеллы это было плохо, но не смертельно. Другое дело, если невиновный психически больной, отказывавшийся принимать лекарства, был сбит машиной в тот момент, когда бежал бог знает от кого, подгоняемый лихорадочными видениями больного мозга. Принимать невинных людей за террористов и гнаться за ними было чудовищной ошибкой. Короче говоря, если забыть о звонках на мобильный телефон, она нуждалась в чем-то определенном — в непреложном, железном факте, который она, точно гвоздь, забила бы в крышку гроба Мацумото.