— Выпускает ее на волю.
— Что?
— Гм? — Сидни одобрительно смотрела на мужчину. Красивым его нельзя было назвать, однако его тело состояло из одних мускулов: в глаза бросались сильная грудь, узкая талия и ягодицы, за которые его ущипнули бы в любом уголке планеты. — Агрессию, — пояснила Сидни. — Выпускает агрессию. Он терпеть не может сидеть без дела.
— Он что, безработный?
— Боже правый, нет! Он… что-то такое делает для правительства. Пойдемте наверх, Барбара. Не возражаете, если мы будем говорить в ванной? Я тут лицом занялась. Ничего, если продолжу?
Барбара согласилась. Она ни разу не видела этой процедуры, а поскольку сейчас ей приходилось заниматься самоусовершенствованием, кто знает, может, и она чему-нибудь научится у женщины, которая с семнадцати лет в модельном бизнесе? Она поднялась следом за Сидни и спросила:
— Что, например?
— Это вы о Мэтте? — уточнила Сидни. — Говорит, что это сверхсекретная работа. Думаю, он шпион или что-то вроде этого. Он не распространяется. Но его не бывает дома днями, а то и неделями, а когда он приходит, то хватает фанеру и колошматит по ней что есть силы. Сейчас у него свободное время. — Она взглянула в сторону молотобойца и сказала: — Мэтью Джонс — человек-загадка.
— Джонс, — повторила Барбара. — Интересная фамилия.
— Вероятно, это его… псевдоним? Все это очень волнует, как по-вашему?
Барбара подумала, что жить в одном доме и спать с человеком, колотящим по дереву кувалдой, непонятно где работающим и имеющим фамилию, которая может ему и не принадлежать, все равно что играть в русскую рулетку с ржавым кольтом 45-го калибра, но оставила при себе эти мысли. Их корабли плавали в разных водах, и если парень внизу был настроен на одну волну с Сидни («не увлекайся метафорами», — пресекла себя Барбара), то кто она такая, чтобы считать, что мужчины-загадки чаще всего не имеют ничего общего с Джеймсом Бондом? У Сидни три брата, и они, без сомнения, об этом ей уже сказали.
Она прошла за Сидни в ванную, где стояла внушительная батарея флаконов и баночек. Сначала Сидни сняла с лица всю косметику, объясняя процесс.
— Прежде чем снять все слои, я люблю задать тонус. Вы часто это делаете, Барбара? — спросила она, продолжая свое занятие.
Барбара бормотала что-то в ответ, хотя слово «тонус» ассоциировалось у нее с гимнастическим залом, а снятие слоев имело отношение к садоводству. Когда Сидни наложила маску — «Зона Т у меня просто убийственная». — Барбара наконец-то назвала причину своего визита в Бетнал-Грин.
— Дебора сказала, что это вы познакомили ее с Джемаймой Хастингс.
Сидни подумала и после паузы заметила:
— Все дело в ее глазах. Я позировала для Деборы — для конкурса в Портретной галерее, слышали? — но фотографии ее не удовлетворили. Тогда я подумала о Джемайме. Из-за ее глаз.
Барбара спросила, как она познакомилась с девушкой.
— Сигары. Мэтт любит гаванские сигары. Боже, пахнут они ужасно! Вот я и пошла их купить. Потом вспомнила ее, из-за глаз. Я подумала, что Деборе ее лицо покажется интересным. Вспомнила и вернулась, попросила ее прийти и встретиться с Деборой.
— Вернулись? Куда?
— Ох, простите. В Ковент-Гарден. Там, в одном из дворов, есть табачная лавочка. За углом, у Юбилейного рынка. Они торгуют сигарами, трубочным и нюхательным табаком, трубками, мундштуками — в общем, всем, что связано с курением. Мы с Мэттом как-то раз туда зашли, потому я и знала, где это и что он покупает. Вот и теперь, когда он возвращается из своих загадочных поездок, я заезжаю туда и покупаю ему сигары.
Фу, подумала Барбара. Она и сама была курильщицей, всегда хотела бросить, но не была серьезно настроена, хотя отказывалась от курева, запах которого напоминал ей горящее собачье дерьмо.
— Я их познакомила, Деборе понравилась внешность девушки, и она попросила ее позировать. А в чем дело? Вы ее ищете?
— Она мертва, — сказала Барбара. — Ее убили на кладбище Абни-Парк.
У Сидни потемнели глаза. Точно так, как и у ее брата, когда его что-то поражало.
— О господи, так это та женщина в газете? Я видела в «Дейли мейл»…
Барбара подтвердила, и Сидни начала тараторить. Она принадлежала к тому типу женщин, которые говорят безостановочно, — полная противоположность Саймону, чья сдержанность порой нервировала, — и тут же обрисовала во всех подробностях, как проходила съемка Джемаймы Хастингс.
Сидни не могла понять, почему Дебора выбрала Абни-Парк, — доехать туда было не так-то просто, «но вы ведь знаете Дебору. Когда она что-то задумывает, альтернативы быть не может». Вероятно, она несколько недель рыскала по городу, прежде чем сделать снимок, прочитала о кладбище — «что-то связанное с его сохранением?», предположила Сидни, — потом она сходила на разведку, обнаружила там спящего льва и решила, что в качестве заднего плана это именно то, что ей требуется. Сидни сопровождала Дебору и Джемайму: «Сознаюсь, я была немного обижена из-за того, что мои снимки ее не устроили», — наблюдала за процессом съемок, размышляя, почему она не подошла для портрета и почему это удалось Джемайме. «Мне как профессионалу нужно это знать… Если потеряю чутье, мне не достичь успеха…»
Верно, согласилась Барбара. Она спросила, не видела ли Сидни что-нибудь в тот день на кладбище, не заметила ли чего-нибудь… Может, сейчас что-нибудь вспомнила? Что-то необычное? Может, кто-нибудь наблюдал за этой съемкой?
Да, конечно, люди всегда подходят… И много мужчин, если уж на то пошло. Но Сидни не запомнила никого из них, потому что это было давно и она не думала, что придется вспоминать. Господи, как ужасно, что фотография Деборы могла послужить… В смысле, неужели кто-то выследил Джемайму с помощью этой фотографии и проехал за ней до кладбища? Хотя что она там вообще делала? Может, кто-то похитил ее и отвез туда? И как она умерла?
— Кто?
Этот вопрос задал Мэтт Джонс, неслышно поднявшийся по лестнице. Интересно, подумала Барбара, когда он перестал молотить по фанере и сколько времени слушал их разговор? Он остановился на пороге ванной, точно потное привидение, которое Барбара могла бы назвать зловещим, если бы одновременно не сочла его любопытным. От него исходила опасность и злость. Он чем-то напомнил ей мистера Рочестера, если бы на чердаке у того была не сумасшедшая жена, а кувалда. [27]
— Та девушка из табачной лавки, милый. Джемайма… Как ее фамилия, Барбара?
— Хастингс, — напомнила Барбара. — Ее звали Джемайма Хастингс.
— А что с ней такое? — спросил Мэтт Джонс.
Он скрестил руки под грудными мышцами, загорелыми и внушительными, украшенными тату в виде слова «Молчи», окруженного терновым венком. На груди у него имелись еще и три шрама, складки кожи, подозрительно похожие на зажившие пулевые отверстия. Да кто он такой, этот парень?