Она склонилась над сыном и стала осыпать поцелуями его щеки, уши и шею. Она целовала его и одновременно щекотала, пока он полностью не проснулся. Дэниел хихикал, вполсилы отбрыкивался и отмахивался, повизгивая от смеха:
— Кыш! Нет! Хватит! Забирай своих жучков, мама!
— Не могу, — ответила она, запыхавшись. — Ой, Дэн, надвигается еще целая туча. Эти жучки ползут отовсюду. Я не знаю, что делать. — Она откинула одеяло и принялась за его живот, приговаривая: — Чмок, чмок, чмок.
Ясмин купалась в его заливистом смехе, который всегда поражал ее своей новизной, хотя она уже несколько лет была на свободе. После возвращения ей пришлось заново учить его игре в поцелуйных жучков, и им предстояло наверстать еще множество поцелуев. Потому что дети, отданные на воспитание в чужие руки, обычно не становятся жертвами поцелуйных жучков.
Она приподняла сына под мышки и подтащила к подушке с космическим кораблем на наволочке. Он отдышался и успокоился, устремив на нее веселые карие глаза. Когда он так смотрел на нее, душу Ясмин заполняло что-то теплое и сияющее. Она спросила:
— Так что мы будем делать на рождественских каникулах, Дэн? Ты подумал об этом, как я тебя просила?
— «Дисней уорлд»! — воскликнул он. — Поедем в Орландо, во Флориду. Сначала пойдем в «Волшебное королевство», потом в Эпкот-центр, а потом на аттракционы киностудии «Юниверсал». А уж после этого поедем в Майами-Бич, и ты будешь загорать на пляже, а я попробую заняться серфингом!
Она улыбнулась ему.
— «Дисней уорлд», значит? А где мы возьмем на это деньги? Или ты планируешь ограбить банк?
— Я скопил немного денег.
— Неужели? И сколько?
— Двадцать пять фунтов.
— Неплохое начало, но, боюсь, этого не хватит.
— Мам…
В одном этом слоге чудесным образом уместилась вся бесконечность детского разочарования.
У Ясмин разрывалось сердце, когда ей приходилось в чем-то отказывать ему, ведь половина его жизни и так была потеряна. Все ее существо стремилось выполнить каждую его просьбу. Но она понимала, что не стоит понапрасну давать ему надежду — да и себе тоже, — так как при планировании рождественских каникул надо было учитывать не только его и ее желания.
— Ты не забыл про Катю, Дэн? Она ведь не сможет поехать с нами. Ей придется остаться и ходить на работу.
— Ну и что? Почему мы не можем поехать вдвоем, мама? Как раньше?
— Потому что теперь Катя — член нашей семьи. Ты ведь знаешь.
Он нахмурился и отвернулся.
— А сейчас она, кстати, готовит для тебя завтрак, — добавила Ясмин. — Печет твои любимые оладушки.
— Она может делать все, что хочет, — буркнул Дэниел.
— Эй, сынок. — Ясмин нагнулась над ним. Ей было очень важно, чтобы он понял. — Катя живет с нами. Она моя подруга. Ты ведь понимаешь, что это значит.
— Это значит, что мы никуда не можем поехать без этой глупой коровы.
— Ну-ка прекрати! — Она прикоснулась к его щеке. — Нельзя так говорить. Даже если бы нас было только двое, ты и я, мы бы все равно не смогли поехать в «Дисней уорлд». Так что не надо демонстрировать свое недовольство Кате, мой мальчик. Это у меня нет денег на такую поездку, а не у нее.
— А зачем тогда ты спрашивала? — обвинил он ее с изощренностью, свойственной одиннадцатилетним детям. — Если ты с самого начала знала, что мы все равно не сможем поехать, зачем спрашивать куда?
— Я спрашивала, что ты хочешь делать, а не куда ты хочешь поехать, Дэн. Это ты сам придумал.
Ясмин поймала его на жульничестве, и Дэниел знал это, однако чудо ее сына состояло в том, что он каким-то образом не приобрел привычки спорить и пререкаться, как любят это делать дети его возраста. И все-таки он был еще ребенком и не обладал необходимым арсеналом для борьбы с разочарованием. Поэтому его лицо помрачнело, он скрестил на груди руки и устроился на кровати дуться.
Она приподняла его голову за подбородок. Дэниел сопротивлялся. Она вздохнула и сказала:
— Когда-нибудь у нас будет больше денег, чем сейчас. Но надо немного подождать. Я люблю тебя. И Катя тоже. — Ясмин поднялась с кровати и пошла к двери. — А теперь вставай, Дэн. Чтобы через двадцать две секунды я услышала, что в ванной льется вода.
— Я хочу поехать в «Дисней уорлд», — упрямо проныл он.
— Знал бы ты, как я хочу отвезти тебя туда!
Она задумчиво провела рукой по дверному косяку и ушла в спальню, которую делила с Катей. Там она уселась на неубранную постель и стала прислушиваться к звукам в доме: Дэниел поднялся и прошлепал босыми ногами в ванную; на кухне Катя пекла свои фирменные оладьи — заскворчило в раскаленном масле тесто, когда она налила на сковороду очередную порцию смеси, стукнули дверцы стенного шкафчика, откуда она достала тарелки и сахарницу, щелкнул электрический чайник, выключаясь, затем раздался голос Кати:
— Дэниел, ты идешь? Сегодня у нас оладьи. Я приготовила твой любимый завтрак.
«Почему?» — подумалось Ясмин. Она хотела бы задать такой вопрос Кате, но в нем прозвучало бы гораздо больше, чем просто расспросы о смешивании муки и молока, распускании дрожжей и замесе теста.
Ясмин провела рукой по сбитому на сторону одеялу. На простынях все еще сохранились отпечатки двух тел, на подушках — отпечатки двух голов, и по этим следам отчетливо читалось то, как они спали: Катя обнимала ее со спины, Катины теплые руки держали ее груди.
Когда ее подруга прошлой ночью вернулась домой, Ясмин притворилась спящей. В комнате было темно (на протяжении пяти лет все до единой ночи Ясмин Эдвардс прорезались светом из тюремного коридора, и больше она не допустит, чтобы темноту ее спальни нарушала хоть искорка света), так что Катя не видела, открыты ее глаза или нет. Катя прошептала: «Яс?» — но Ясмин не ответила. Затем приподнялось одеяло, впуская внутрь Катю, которая скользнула в кровать гладко и уверенно, словно парусник, встающий в хорошо знакомый док, и Ясмин издала несколько невнятных звуков, как человек, лишь наполовину пробудившийся от сна. Она отметила, что в этот момент Катя застыла, словно желая понять, насколько Ясмин осознает происходящее.
Этот момент неподвижности нес в себе какое-то значение, но ухватить его целиком Ясмин не смогла. Поэтому она повернулась лицом к подруге, когда та уже натягивала одеяло на плечи.
— Привет, бэби, — пробормотала она сонно и положила ногу поверх Катиной. — Где ты была?
— Утром, — тоже шепотом ответила Катя. — Слишком долго рассказывать.
— Слишком долго? Почему?
— Шшш. Спи. Завтра.
— Я ждала тебя, — проговорила Ясмин.
Она проверяла Катю и, отдавая себе отчет в том, что проверяет ее, не знала пока, что будет делать с результатами. Она подставила губы для поцелуя подруги, вытянула вниз руку, чтобы погладить мягкий кустик ее волос. Катя, как всегда, ответила на поцелуй и после секундного колебания нежно повернула Ясмин на спину. Глубоким горловым шепотом она произнесла: