И Нката вдруг обнаружил, что хочет лучше узнать Ясмин Эдвардс, чтобы понять ее саму, понять ситуацию, сложившуюся здесь, в Кеннингтоне, понять ее сына и отношения между двумя женщинами. Он уже отметил тот факт, что она красавица. Но с ее гневом ему еще предстояло разобраться, как и с ее страхами, которые она так отчаянно пыталась скрыть. Ему хотелось сказать: «Тебе нечего бояться, девочка», но он понимал всю глупость такого поступка.
Он обратился к Кате Вольф:
— В прачечной на Кеннингтон-Хай-стрит мне сказали, что сегодня вас не было на работе.
— Я плохо чувствовала себя утром, а точнее, весь день, — ответила Катя. — А сейчас вернулась из аптеки. Это, по-моему, не преступление.
Она затянулась сигаретой и вызывающе уставилась на него.
Нката заметил, что Ясмин тревожно наблюдает за ними обоими. Она сцепила руки перед собой, на уровне лобка, словно пряча свою принадлежность к женскому полу.
— А в аптеку вы ездили на машине? — спросил он Катю.
— Да. Ну и что?
— То есть у вас есть автомобиль?
Катя пожала плечами:
— А в чем дело? Вы пришли с просьбой, чтобы я отвезла вас куда-нибудь?
Ее английский был почти безупречен, отметил про себя Нката, такой нынче редко услышишь. Речь Кати Вольф производила не меньшее впечатление, чем сама женщина.
— Так есть ли у вас автомобиль, мисс Вольф? — терпеливо повторил он.
— Нет. Условно-освобожденных не обеспечивают личным транспортом. И это очень жаль, должна вам сказать. Властям следовало позаботиться бы хотя бы о тех, кто сидел за вооруженное ограбление. Будущее этих грабителей представляется мне весьма мрачным, ведь им придется скрываться с места преступления на своих двоих. Что уж тут говорить обо мне… — Она стряхнула пепел с сигареты, постучав ею о край керамической пепельницы, выполненной в форме тыквы. — Машина не является необходимостью для тех, кто работает в прачечной. Им достаточно лишь обладать терпимостью к бесконечной скуке и. невыносимой жаре.
— Так значит, вы ездили не на своей машине?
Пока Нката задавал этот вопрос, Ясмин пересекла комнату и села рядом с Катей на диван. Она сложила лежащие на кофейном столике журналы и газеты в две аккуратные стопки. Закончив с этим, она положила руку Кате на колено, глядя на Нкату через невидимую границу, проведенную ею столь же явно, как если бы она нарисовала ее мелом на ковре.
— Чего ты хочешь от нас, легавый? — спросила она. — Говори или уходи.
— А у вас есть машина? — спросил ее Нката.
— И что с того?
— Я бы хотел взглянуть на нее.
Теперь в диалог вмешалась Катя:
— Зачем? И вообще, с кем вы хотели поговорить, констебль, со мной или с Ясмин?
— К этому мы еще вернемся, — сказал Нката. — Где машина?
Обе женщины на секунду замолчали, и во время этой паузы возобновившийся шум воды поведал всем, что Дэн приступил к полосканию париков. Первой нарушила молчание Катя, сделав это с уверенностью человека, который два десятилетия провел, изучая свои права при общении с полицией:
— У вас есть ордер? И если есть, то на что именно?
— Не думал, что мне понадобится ордер, чтобы просто поговорить.
— Поговорить о машине Ясмин?
— Машине миссис Эдвардс? Ага. Понятно. Так где она? Нката постарался не выглядеть самодовольным. Немка все равно вспыхнула, поняв, что дала промашку из-за собственного недоверия и неприязни к Нкате.
— Да чего тебе от нас надо, приятель? — взорвалась Ясмин. В ее голосе отчетливее зазвучало беспокойство, и рука ее крепче сжала колено Кати. — Хочешь обыскать мою машину — без ордера тебе не обойтись, ты понял?
Нката спокойно возразил:
— Я не хочу обыскивать ее, миссис Эдвардс. Но, тем не менее, взглянул бы на нее.
Женщины обменялись взглядами, после чего Катя встала и исчезла на кухне. Там открылись и закрылись дверцы шкафчика, с легким стуком встал на плиту чайник, зашипела газовая горелка. Ясмин же осталась сидеть, прислушиваясь к звукам на кухне, как будто ожидала получить оттуда какой-то сигнал. Очевидно, звуки приготавливаемого чая этим сигналом не были. Наконец она поднялась на ноги и схватила ключ, висящий на крючке у входной двери.
— Пошли, — сказала она Нкате и вышла из квартиры, не надев пальто несмотря на плохую погоду.
Катя Вольф осталась в доме.
Ясмин быстрыми шагами пошла к лифту, не заботясь о том, поспевает ли за ней полицейский. Когда она двигалась, ее длинные, доходящие до лопаток косички издавали мелодичный перезвон, гипнотический и приятный на слух, и Нката обнаружил, что как-то странно реагирует на эту музыку. Сначала он ощутил реакцию в горле, потом — в глазах, затем — в груди. Он заставил себя сосредоточиться на деле и выглянул из окна подъезда вниз, на стоянку перед домом. Чуть дальше, в конце улицы, виднелась Мэнор-плейс с ее рядами допотопных зданий — воплощением того, во что превращается жилой квартал при многолетнем попустительстве городских властей. В лифте он спросил Ясмин:
— Вы росли в этом районе?
Женщина лишь молча смерила его взглядом, и ему пришлось заняться разглядыванием надписей на стенках лифта: «Ешь меня, пока не закричу» и тому подобных перлов, выведенных лаком для ногтей. Эти граффити напомнили ему о матери. Она ни за что бы не допустила подобных проявлений творчества в своем подъезде, как не позволила бы нецензурному слову оскорбить ее слух. Элис Нката оказалась бы в лифте с растворителем и тряпкой в руках еще до того, как высох бы лак. Размышляя о своей достойной матери, о том, как она сумела сохранить свое достоинство в обществе, которое прежде всего видело в ней чернокожую и только потом — женщину, и о том, что принес ей этот день, Нката улыбнулся.
— Значит, тебе нравится власть над женщинами? Поэтому ты подписался в копы?
Нката хотел сказать Ясмин, что ей лучше не ухмыляться, и не потому, что при этом кривится ее лицо и шрам на губе растягивается так, что, кажется, вот-вот лопнет, а потому, что ухмылка придает ей испуганный вид. А на улицах страх — это враг женщины. Но вслух он произнес только:
— Извините. Просто подумал о маме.
— «О маме!» — передразнила его Ясмин, закатив глаза. — А теперь еще заявишь, будто я тебе ее напоминаю, да?
От этого предположения Нката расхохотался и сквозь смех выговорил:
— Вовсе нет, подруга.
Ясмин сузила глаза. Лифт остановился, и дверь отъехала в сторону. Женщина быстро вышла на улицу.
На стоянке, отделенной от дома высохшим газоном, выстроилось несколько автомобилей, которые в целом свидетельствовали о невысоком экономическом статусе жителей квартала Доддингтон-Гроув. Ясмин Эдвардс подвела Уинстона Нкату к «фиесте», задний бампер которой привалился к кузову машины, как