— Че надо? Ого! Вас еще и двое? Без обид, милые. Я не обслуживаю черных. Никаких предрассудков, заметьте. Просто я заключила уговор с одной трехцветной девицей, которая уже давно здесь заправляет. Могу снабдить вас ее телефоном, если хотите.
Огненно-рыжая представительница древнейшей профессии обладала гнусавым акцентом, обычно приобретаемым в детстве людьми, живущими к северу от реки Мерси.
— Мисс Платт? — спросил Линли.
— Ну да, насколько я помню, — Она осклабилась, показав потемневшие зубы. — Не надо только крутить вокруг да около. Выкладывайте, что у вас на уме.
— Нужно поговорить, — сказал Линли, предъявив свое удостоверение и быстро просунув ногу в дверь, которую хозяйка попыталась захлопнуть. — Отдел уголовного розыска, — добавил он. — Мы хотели бы побеседовать с вами, мисс Платт.
— Вы стащили меня с постели, — вдруг обиделась она. — Может, заглянете попозже, когда я отосплюсь?
— Сомнительно, что вам тогда больше захочется видеть нас, — возразил Линли. — Особенно если мы случайно нарвемся на одного из ваших гостей. Это может повредить вашему бизнесу. Так что, будьте добры, впустите нас.
— Вот зануды, твою мать, — буркнула она и, сбросив цепочку с крючка, удалилась, решив, что и так проявила достаточно гостеприимства.
Линли распахнул дверь и увидел комнату с подъемным окном, скрытым за занавесом из нанизанных на нити бусин, какой обычно вешают в дверных проемах. Лежащий под этим окном матрац служил кроватью, и Шелли Платт, прошлепав по полу босиком, прошлась по лежбищу к кучке грязноватого белья. Оттуда она выудила минимальный набор одежды: застиранную, выцветшую футболку с мгновенно узнаваемым изображением уличного сорванца Гавроша, сошедшего со страниц «Отверженных» Виктора Гюго. Наткнувшись на пару мокасин, она машинально сунула в них ноги. В свои лучшие времена мокасины были украшены бисером, но сейчас от тех украшений остались лишь несколько крошечных бирюзовых шариков, прыгающих за Шелли на ниточках во время ходьбы.
На незастланной постели пестрело желто-оранжевыми тонами индийское стеганое покрывало, из-под которого выглядывало одеяло в розово-фиолетовую полоску с изрядно потускневшей атласной каймой. Не обращая внимания на полицейских, Шелли прошаркала к раковине и наполнила водой кастрюльку. Она поставила ее на одну из горелок электрической плитки, примостившейся на исполосованном царапинами комоде.
В комнате имелось одно сидячее место — черный футон, хлопчатобумажный матрас в японском стиле, покрытый какими-то серыми пятнами. Подобно облакам, они имели самые причудливые очертания. При хорошем воображении там можно было найти все, что угодно, от единорогов до тюленей. Прошлепав обратно к кровати, Шелли кивнула на футон.
— Если желаете, можете припарковаться там, — равнодушно бросила она. — Одному из вас придется постоять.
Никто из них не польстился на этот замызганный предмет обстановки.
— Тогда устраивайтесь, как хотите.
Шелли плюхнулась на свою постель и, схватив одну из двух подушек, прижала ее к животу. Она отбросила в сторону кучку одежды: красную синтетическую мини-юбку, ажурные черные чулки, не отстегнутые от пояса с подвязками, и зеленый топик, уснащенный пятнами, по-видимому, той же природы, что и на футоне. Девушка уставилась на Линли и Нкату равнодушными глазами, столь же безжизненными, как и кожа под ними, что придавало ей непривлекательный вид подсевшей на героин наркоманки, который с недавних пор стал популярным у моделей, снимающихся для модных журналов.
— Ну, чего вам нужно? Вы говорили об уголовном розыске, а не о полиции нравов. Вас ведь не колышет мой промысел?
Линли вытащил из кармана анонимное письмо, предъявленное им утром Вай Невин, и вручил его хозяйке комнаты. С очевидным усилием Шелли долго читала его, посасывая нижнюю губу и задумчиво покусывая ее зубами.
Пока она предавалась размышлениям, Нката достал блокнот и выдвинул грифель автоматического карандаша, а Линли занялся сбором информации, блуждая взглядом по комнате. Не считая отчетливого малоприятного запаха сексуальных отношений, практически не ослабленного жасминовым ароматом недавно погасшей курильницы, его внимание привлекли две детали. Первой был старый дорожный сундук с открытой крышкой, в котором покоились черные кожаные наряды, наручники, маски, плетки и тому подобные атрибуты. А другой деталью была коллекция приколотых к стенам фотографий. Они были посвящены всего двум персонажам: нескладному юнцу, изображенному в разных позах, но, как правило, с электрической гитарой в руках, и Вай Невин во всем многообразии соблазнительных и игровых поз этой очаровательной невинной скромницы.
Дочитав наконец письмо, Шелли подняла голову и заметила, что Линли смотрит на фотографии.
— Ну так и что? — спросила она, очевидно имея в виду то, что держала в руках.
— Это вы послали письмо? — спросил ее Линли.
— Поверить не могу, что она сунулась с ним в полицию. Ну надо же, в какую потрясающую дешевку она превратилась!
— Так это вы его отправили? И другие подобные ему?
— Я этого не говорила.
Шелли бросила письмо на пол. Растянувшись на животе, она извлекла из-под стопки пожелтевших газет «Дейли экспресс» красочную коробку. В ней лежали шоколадные трюфели, из которых она придирчиво выбрала одну конфету, старательно вылизала ее языком и медленно положила в рот. Сосредоточенно работая челюстями, она разжевала конфету и издала громкий стон фальшивого удовольствия.
Стоявший у двери Нката выглядел как человек, спрашивающий себя, какие еще пакости может подсунуть ему сегодняшний день.
— Где вы были во вторник вечером?
Вопрос казался чистой формальностью. Трудно было представить, чтобы этой девице хватило мозгов — не говоря уже о силе — прикончить двух здоровых молодых людей, пусть даже у Вай Невин имелись собственные соображения по этому поводу. Тем не менее Линли задал этот вопрос. Как известно, у полиции нет лучшего способа получить информацию, чем высказать свои подозрения.
— Где и всегда, — ответила Шелли и, опершись поудобнее на локоть, подложила руку под голову с тусклыми оранжевыми космами. — Обычно я ошиваюсь около станции «Эрлс-корт»… чтобы подсказать верный путь вышедшим из метро растерянным пассажирам, естессно… — Ее губы скривились в глупой ухмылке. — Я торчала там и вчера вечером. Буду торчать там и сегодня. И точно так же провела вторник. А в чем дело? Вай натрепала вам что-то другое?
— Она сказала, что это вы присылали ей письма. И что вы уже много месяцев преследуете ее.
— Слушайте ее больше… — иронично бросила Шелли. — С недавних пор у нас, как я понимаю, свободная страна. Я хожу, куда захочу, и если она случайно заглядывает в то же место, то, значит, ей жутко не повезло. С ее точки зрения, естессно. Я лично не собираюсь отваливать в кусты при ее появлении.
— Даже если она с Николь Мейден?
Шелли ничего не ответила, выбирая из коробки очередную шоколадную конфету. Потрепанная одежда не скрывала ее худосочности, от фигуры остались лишь кожа да кости, а плачевное состояние ее зубов безмолвно свидетельствовало о том, как она умудрилась дойти до этого, несмотря на шоколадную диету. Она сказала: