Сам стеклодув даже не заметил появления незнакомца. Он работал у широкого верстака на теплично-оранжерейной стороне мастерской. Над его головой висели чертежи сложного оранжерейного сооружения. Их окружали рисунки других, еще более изысканных конструкций. Но мастер, стремительным движением разрезая прозрачный лист, который лежал перед ним на скамье, смотрел не на них, а на обычную салфетку, где, похоже, были нацарапаны какие-то размеры.
Наверное, это и есть Мулен, подумал Сент-Джеймс, отец наследницы Бруара. Он окликнул его по имени, на этот раз громче. Мулен поднял голову. Когда он вынул из ушей восковые затычки, стало понятно, почему он не слышал шагов Сент-Джеймса, но непонятно, зачем ему тогда Синатра.
Затем он подошел к источнику музыки, компакт-проигрывателю, где Фрэнк уже перешел к следующей песне, «Luck Be a Lady Tonight». Мулен прервал его на полуслове. Протянув руку за полотенцем, на котором киты выпускали фонтаны воды, он накрыл проигрыватель и сказал:
— Я всегда включаю его, когда работаю, чтобы люди знали, где меня найти. А чтобы он не действовал мне на нервы, вставляю беруши.
— Может, лучше другую музыку поставить? — спросил Сент-Джеймс.
— Я ее все равно ненавижу, так что без разницы. Чем могу помочь?
Представившись, Сент-Джеймс протянул ему свою визитку. Мулен посмотрел на нее и бросил на верстак, где она упала рядом с его салфеточными расчетами. Его лицо немедленно стало настороженным. Он отметил, чем занимается Сент-Джеймс, и, очевидно, не верил, что судмедэксперт из Лондона зашел к нему с мыслью заказать стекло для оранжереи.
— Похоже, ваш сад серьезно пострадал, — заметил Сент-Джеймс, — Ни за что бы не подумал, что здесь процветает вандализм.
— Вы приехали его посмотреть? — спросил Мулен. — Это что, тоже ваша работа?
— Вы обращались в полицию? — вместо ответа вновь спросил Сент-Джеймс.
— Незачем.
Мулен вынул из кармана металлическую рулетку и начал измерять лист, над которым работал. Сделав пометку на салфетке с цифрами, он осторожно поднял стекло и прислонил его к дюжине других у стены.
— Я сам его разбил, — пояснил он. — Время пришло.
— Понятно. Мелкий домашний ремонт.
— Ремонт жизни. Сад построили мои девочки, после того как ушла жена.
— У вас не одна дочь? — спросил Сент-Джеймс. Мулен словно взвесил его вопрос, прежде чем ответить:
— У меня их три.
Он отвернулся и взял новый кусок стекла. Положил на верстак и склонился над ним: человек за работой. Сент-Джеймс воспользовался моментом и подошел ближе. Он взглянул на чертежи и рисунки над скамьей. Слова «Йейтс, Добри-Лодж, Ле-Валлон» относились к сложной оранжерее. Рисунки изображали стилизованные окна. Они принадлежали «Военному музею Г. У.».
Прежде чем продолжить разговор, Сент-Джеймс понаблюдал за Генри Муленом за работой. Это был крупный мужчина, здоровый и сильный на вид. Под пластырями, которые перекрещивали его руки во всех направлениях, бугрились мышцы.
— Я вижу, вы порезались, — сказал Сент-Джеймс — Издержки профессии, наверное.
— Вы правы.
Мулен разрезал стекло раз и другой, что говорило о его огромном опыте и изобличало его во лжи.
— Вы работаете не только с оранжереями, но и с окнами?
— А разве не видно? — Он поднял голову и мотнул ею в направлении стены, на которой висели рисунки. — Я работаю с любым стеклом, мистер Сент-Джеймс.
— Наверное, именно это и привлекло к вам внимание Ги Бруара?
— Наверное.
— И вы должны были делать окна музея? — Сент-Джеймс указал на рисунки на стене. — Или это просто проекты?
— Я делал все стекольные работы для Бруаров, — ответил Мулен. — Восстановил оригинальные теплицы в садах, построил оранжерею, поменял окна в доме. Я же говорю, я работаю с любым стеклом. И в музее тоже должен был работать я.
— Но вы, наверное, не единственный стекольщик на острове. Здесь столько теплиц. Все вам не успеть.
— Не единственный, — подтвердил Мулен. — Просто я лучший. Бруары это знали.
— Поэтому вполне логично, что вас наняли для музея?
— Можно и так сказать.
— Но насколько я понял, никто не знал, каким будет это здание. До того праздника. Значит, чтобы сделать проект окон заранее, вы сверяли их с чертежами местного архитектора? Кстати, я видел его модель. Ваши окна к ней вполне подходят.
Мулен сделал еще одну пометку на своей салфетке и сказал:
— Вы пришли сюда говорить об окнах?
— Почему только одна?
— Что одна?
— Дочь. У вас их три, но наследство от Бруара получает только одна. Синтия Мулен. Ваша… которая? Старшая?
Мулен взял еще один лист стекла и сделал два надреза. Рулеткой уточнил результат и сказал:
— Син старшая.
— И почему, как вы думаете, он ее выделил? Сколько ей, кстати?
— Семнадцать.
— Школу уже кончила?
— Учится на курсах в Сент-Питер-Порте. Он предлагал отправить ее в университет. Она способная, только университета здесь нет. Придется ей ехать в Англию. А в Англии нужны деньги.
— Которых у вас, как я понимаю, не было. И у нее тоже.
«Пока он не умер». Эти слова висели между ними, непроизнесенные, словно дым от невидимой сигареты.
— Верно. Все дело было в деньгах. Да. Повезло нам. — Мулен повернулся к верстаку спиной и взглянул Сент-Джеймсу в лицо. — Это все или вас еще что-то интересует?
— Как вы думаете, почему только одна из ваших дочерей была упомянута в завещании?
— Не знаю.
— Двум другим девочкам высшее образование тоже не помешало бы.
— Верно.
— Так почему…
— Возраст у них не тот. Рано им еще в университет. Всему свое время.
— Но ведь мистер Бруар не собирался умирать, правда? Конечно, шестьдесят девять лет — это не молодость, но все говорят, что он был в отличной форме. — Сент-Джеймс не стал ждать ответа Мулена. — Значит, если Бруар хотел, чтобы ваша дочь получила образование на те деньги, которые он ей оставил… Когда же она должна была этим заниматься, по его мнению? Он мог еще лет двадцать прожить. А то и больше.
— Разумеется, если бы мы его не убили, — ответил Мулен. — Вы на это намекаете?
— Где ваша дочь, мистер Мулен? Она здесь?
— Да ладно вам, бросьте. Ей всего семнадцать.
— Так она здесь? Я могу с ней поговорить?
— Она на Олдерни.
— И что она там делает?
— Бабушке помогает. Или от копов прячется. Как вам больше нравится. Мне все равно.