— Я отложил кое-что, — сказал он. — Этого, конечно, не хватит, но у меня есть шанс подзаработать еще немного, и тогда все будет в порядке.
— И ты хочешь сказать, что проехал всю дорогу сюда автостопом не для того, чтобы попросить меня вложиться? Ты сутки простоял на обочине, сигналя машинам, просто для того, чтобы нанести мне визит вежливости? Поделиться со мной своими планами? Спросить, собираюсь ли я на День благодарения к ма? Что-то тут не складывается. Есть ведь телефоны. Электронная почта. Телеграммы. Сигнальные барабаны, наконец.
Повернувшись спиной к двери, он наблюдал, как она счищает грязь с четырех шампиньонов.
— Вообще-то, — сказал он, — у меня есть два бесплатных билета в Европу, и я подумал, что моя маленькая сестренка не прочь будет составить мне компанию. За этим я и приехал. Пригласить тебя с собой. Ты ведь не была в Европе, правда? Считай это ранним рождественским подарком.
Чайна опустила нож.
— Где, черт возьми, ты взял два бесплатных билета в Европу?
— Курьерская почта.
И он объяснил. Курьеры, сказал он, перевозят письма и посылки из Соединенных Штатов в любую точку мира в случае, если отправитель считает, что почта, федеральная служба доставки, «Ю-пи-эс» и другие организации не смогут своевременно доставить его отправление в целости и сохранности. Корпорация или отдельный наниматель покупает путешественнику билет в определенном направлении — иногда еще и с доплатой, — и, как только посылка попадает в руки адресата, курьер волен наслаждаться красотами природы или ехать дальше.
Чероки увидел на доске объявлений в университете записку — «оказалось, от какого-то адвоката в Тастине», — в которой говорилось, что курьеру, который согласится перевезти посылку в Великобританию, предоставят два бесплатных авиабилета и оплату. Чероки предложил свои услуги, и его выбрали, при условии, что он «оденется построже и сделает что-нибудь с волосами».
— Пять тысяч баксов за доставку, — весело закончил Чероки. — Неплохая сделка, как тебе кажется?
— Что за чушь? Пять тысяч баксов?
Из своего опыта Чайна знала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, да и то для второй мышки.
— Подожди-ка, Чероки, а что в этом пакете?
— Чертежи какого-то архитектора. Понимаешь, это одна из причин, почему я сразу о тебе подумал. Архитектура. Черт возьми. Как раз по твоей части.
Чероки возвратился к столу, но теперь повернул стул кругом и оседлал его.
— А почему этот архитектор не отвезет свои чертежи сам? Или не пошлет по Интернету? Для этого есть специальная программа, а если на том конце ее ни у кого нет, то почему он не пошлет диск?
— Кто знает. Да и какая разница? Пять тысяч баксов и бесплатный билет. Да пусть хоть гребной лодкой свои чертежи посылают, если им так хочется.
Чайна покачала головой и вернулась к салату.
— Слишком странное предложение. Езжай-ка ты лучше один.
— Эй. Речь идет о Европе. Биг-Бен. Эйфелева башня. Чертов Колизей.
— Вот и развлечешься. Если, конечно, на таможне тебя с героином не накроют.
— Говорю тебе, тут все чисто.
— Пять тысяч долларов за доставку обыкновенного пакета? Не верю.
— Давай, Чайна. Ты должна поехать.
Тут в его голосе прозвучало какое-то напряжение, которое он пытался выдать за нетерпение, но оно больше напоминало отчаяние. Чайна осторожно спросила:
— В чем дело? Лучше скажи мне сразу.
Чероки ковырял виниловый шнур на краю спинки стула.
— Дело в том… Я должен быть с женой.
— Что?
— Я говорю про курьера. Про билеты. Они для супругов. Сначала я этого не знал, но когда адвокат спросил, есть ли у меня жена, я понял, что он хочет услышать положительный ответ, и сказал «да».
— Почему?
— Да какая разница? Откуда они узнают? Фамилия у нас одна. Мы не похожи. Можно притвориться…
— Я хочу сказать, почему посылку должна привезти супружеская пара? Да еще и в строгих костюмах? Пара, которая «сделает что-нибудь с волосами»? Что-нибудь такое, чтобы выглядеть неприметно, законопослушно и невинно? Господи, Чероки. Да где твои мозги? Это же наверняка контрабанда, а ты угодишь в тюрьму.
— Да не дрейфь ты. Я все проверил. Мы же говорим об адвокате. Он существует.
— Ну, этим ты меня очень сильно утешил.
Она обложила салат крохотными морковками, а сверху насыпала горстку тыквенных семечек. Полила все лимонным соком и понесла на стол.
— Я с тобой не поеду. На роль миссис Ривер ищи кого-нибудь другого.
— Да нет больше никого. И даже если бы я нашел кого-нибудь так скоро, в билете будет стоять фамилия Ривер, а паспорт должен соответствовать билету… Ну поехали, Чайна.
Он говорил как маленький мальчик, огорченный тем, что его план, который, казалось, отделяет от осуществления лишь поездка в Санта-Барбару, вдруг оказался так близок к провалу. В этом был весь Чероки: у меня есть идея, и мир, конечно же, поможет мне ее воплотить.
Но Чайна уперлась. Брата она любила. И хотя он был старше, добрую половину детства и часть отрочества она провела, опекая его. Но даже привязанность к Чероки не могла заставить ее участвовать в афере, которая грозила обернуться то ли легкими деньгами, то ли кучей неприятностей.
— Ни за что, — сказала она ему. — И думать забудь. Найди себе работу. Пора тебе начать жить в реальном мире.
— Именно это я и пытаюсь сделать.
— Тогда найди нормальную работу. Все равно рано или поздно придется. Почему бы не сейчас?
— Вот здорово. — Он так и соскочил со стула. — Просто класс, Чайна. Найди нормальную работу. Живи в реальном мире. А я чего, по-твоему, добиваюсь? Я придумал, как получить работу, дом и деньги одним махом, но тебя это, по-видимому, не устраивает. И реальный мир, и нормальная работа должны быть только такими, какими ты их себе представляешь, не иначе.
Он метнулся к двери и выскочил во двор.
Чайна пошла за ним. В центре умирающего от жажды газона стояла ванночка для птиц. Чероки выплеснул из нее воду, схватил проволочную щетку, которая лежала рядом, и принялся яростно драить ребристую поверхность ванны, отскребая птичий помет. Потом промаршировал к дому, где лежал свернутый шланг, открыл воду и вытащил шланг во двор, чтобы заново наполнить ванну.
— Слушай, — начала Чайна.
— Забудь, — сказал он. — Мой план для тебя просто глупость. А я — дурак.
— Я так сказала?
— Я не хочу жить так, как другие: вкалывать с восьми до пяти на чужого дядю за вшивую зарплату, — но ты этого не одобряешь. По-твоему, жить можно только так, а если кто-то с тобой не согласен, что ж, значит, он тупица, дурак и кончит свои дни в тюрьме.