Очень меня эти слова ее задели. Обидно, говорю, такое от вас слушать, чего-чего, а уж способностей у нас очень даже достаточно.

И не много ли, говорю, просите, я же все-таки, говорю, не в школу для новых русских детей ребенка привел, а в самую простую, у вас, говорю, даже не гимназия.

Тут она зашипела на меня прямо как кобра, чуть ядом не плюется: «Да уж, — говорит, — в школе для новых русских инженерам делать нечего, с вашими-то возможностями».

А мне, говорю, школа для новых русских и даром не нужна, там детей ничему не учат. Мне, говорю, важно ребенку образование дать, но у вас, я чувствую, тоже никого образования, раз вздумали за деньги детей в простую школу принимать. И я, говорю, вопрос этот в РОНО обязательно поставлю.

Как она на меня зарычала, даже очки слетели! Идите, говорит, куда хотите, хоть в РОНО, хоть в министерство, станут там с вами разговаривать! А сейчас попрошу вас из моего кабинета выйти и вообще здание школы покинуть.

Вот вам и весь конфликт. А что я потом в вестибюле выражался, так очень накипело, но я ничего нецензурного не употреблял, вам и гардеробщица подтвердит, я же понимаю — школа все-таки…

— А где вы были вечером двадцать второго октября? — на всякий случай спросил Сергей.

— Мариночку в бассейн водил, — с готовностью откликнулся Юрий Иванович. — У нас время не очень удобное, с семи до девяти, да потом еще пока она волосы высушит. Я ее там ждал, потому что на улице дождь шел, по магазинам я не ходил.

— Кто-нибудь вас там видел?

— Три мамы и две бабушки, так с ними и просидел два часа, они могут подтвердить.

— Да-а, ну что ж, я пойду.

— Скажите, — Юрий Иванович отвел предательски заблестевшие глаза, — а как ее убили, директрису-то?

— Зарезали ножом в собственном кабинете, — сухо сказал Сергей. — А вы, я так понимаю, не очень по этому поводу расстроились?

— От вас ничего не скроешь! — развел руки Юрий Иванович.

* * *

Звонок в дверь раздался неожиданно.

Маргарита Ивановна задремала, самого звонка не слышала, а проснулась только от лая Рамзеса. Она взглянула на часы: ровно четыре. Все правильно, это пришла давняя приятельница Зоя лечить зубы.

Маргарита Ивановна работала стоматологом много лет, потом вышла на пенсию, а потом, когда пенсии — и ее, и мужа — не стало хватать, решила немного подработать. Дочка была давно замужем и жила отдельно, и в ее комнате Маргарита Ивановна устроила маленький кабинетик. Она приобрела в своей бывшей поликлинике списанные кресло, бормашину, а материалы и лекарства купила импортные. И потихонечку стала лечить зубы сначала знакомым, потом — знакомым знакомых. Все были очень довольны, потому что брала она недорого, а пломбировала хорошо, рука у нее всегда была легкая. Не сказать, что у нее отбоя не было от клиентов, теперь ведь столько появилось и поликлиник, и центров всяких, но Маргарита Ивановна считала, и жизнь доказывала ее правоту, что в городе Санкт-Петербурге ни один стоматолог не останется без работы, потому что вода у нас очень плохая, влияет на зубы.

И все шло прекрасно, если бы не дворничиха Евдокия. Прошлой весной к Первому мая Евдокия напросилась мыть окна, за деньги, конечно, не за так. Маргарита Ивановна была после тяжелого гриппа, и не то что окна мыть, а руки поднять не могла. Но так хотелось к празднику чистые окна, что когда муж стал ее уговаривать насчет Евдокии, она согласилась, не подумавши. Евдокия окна вымыла, но заметила кресло и бормашину и распустила слух по всему дому, что у Маргариты Ивановны на дому подпольный кабинет. Дальше пошло еще хуже.

Рамзес как-то в темноте на лестничной площадке гавкнул пару раз на Евдокию. Она орала страшно, говорила, что бульдожина ее покусала, хотя вся лестница знает, что Рамзес никогда никого не кусал. Муж ходил извиняться с коробкой шоколада, конфеты Евдокия взяла, немного поутихла. А потом чья-то собака, скорей всего, бездомная, нагадила на площадке первого этажа, а Евдокия пошла рано утром и спросонья вляпалась в кучу. Орала опять до хрипоты, почему-то прицепилась к Рамзесу, хотя вся лестница знает, что Рамзес очень чистоплотная собака и никогда такого себе не позволит Маргарита Ивановна не выдержала, ответила Евдокии резко, и это было ее ошибкой. Евдокия мгновенно перестала орать, заговорила елейным голосом про налоговую полицию и конфискацию имущества и с тех пор при встрече всегда отпускала туманные намеки на эту тему. Маргарита Ивановна перестала принимать соседей, хотела вообще все прекратить, но муж лежал в больнице, деньги были нужны катастрофически, и Маргарита Ивановна продолжала работать с тяжелым сердцем.

— Тише, Рамзесик, тише. — Зоя вошла с коробкой пирожных.

— Ты что не открываешь, Рита?

— Да я утром у мужа была, потом пришла, пообедала и задремала. Ты проходи.

— Только давай сначала чаю попьем, а то мне потом будет нельзя.

Маргарита Ивановна поставила чайник, они сели за стол, и тут же раздался звонок в дверь.

— Кто там?

— Маргарита Ивановна, возьмите квитанцию по квартплате! — раздался визгливый голос.

Евдокия специально стережет, что ли?

Маргарита Ивановна открыла дверь, и Евдокия сразу же вытянула шею в сторону кухни.

— У вас гости?

— Гости, гост, чай пьем.

В это время из кухни выскочил Рамзес, и Евдокия ретировалась.

— Ты что, Рита, такая расстроенная?

— Ох, Зоя, до чего же меня эта Евдокия довела, просто до нервного стресса. Подумай, ну что плохого, что ко мне раза два в неделю кто-нибудь зайдет, и я пару пломб поставлю? Ну не обеднеет же государство, что я налог не заплачу, а на лето мы вообще на дачу уезжаем.

— Да плюнь ты на нее!

— Противно очень, боюсь ее, как будто что-то нехорошее делаю. Ой, Зоя, не давай ему пирожных, у него расстройство будет!

Рамзес, фу! Ну вот, съел уже… Совсем замучилась я с ним, раньше-то муж гулял, а сейчас я одна, времени не хватает, а муж еще приучил его гулять три раза. Так что теперь он днем мои сапоги приносит — пойдем, мол, и все. И намордник надевать со мной никак не хочет, чувствует, что мне его жалко. А Евдокия нарочно нас караулит, как услышит, что Рамзес по лестнице идет, так сразу дверь открывает и смотрит, если он без намордника, то опять крик.

— А что, кроме Рамзеса, собак на лестнице нет?

— Есть маленькие, а на втором этаже бультерьер живет. Хозяин — молодой парень, деньги собирает с ларечников у метро, и бультерьер ему нужен для работы. Евдокия было вякнула, так парень ей как гаркнет, уйди, говорит, по-хорошему, а то руку оторвет. Она испугалась, теперь только к Рамзесу пристает, знает, что он ласковый, лает только.