— Будем торговаться? — сердито спросил Петров.
— Володя… Владимир Алекс… — Лицо заведующей поехало вперед — левый ряд двинулся.
— Пусть Анатолий сдастся, — сказал ей вслед Володя. — Добровольно во всем признается.
— Его телефон не отвечает.
— Но вы с ним разговаривали?
— Да, — призналась Антонина Дмитриевна.
— Где он?
— В машине. Едет.
— Куда?
— Он не сказал.
Их ряд тоже двинулся. Володя отпустил педаль тормоза, выжал сцепление и чуть надавил на газ, «Жигули» поползли вперед. Догоняя заведующую библиотекой, Петров повторил вопрос:
— Куда он едет?
— Я даю честное слово: он не сказал! — Антонина Дмитриевна почти заплакала.
— Звоните ему.
— Да звоню я! Звоню! Он не отвечает! Его телефон отключен!
— Пусть его любовница звонит!
— Откуда вы знаете?
— Знаю!
— Владимир… Алекс…
— У нас его младший брат, — жестко сказал Володя. — Если Толя сдастся, Павла мы отпустим под подписку о невыезде. Под вашу ответственность. Я уговорю следователя.
— Спасибо.
— Остальное зависит от поведения старшего брата. Если он честно обо всем расскажет…
— Я… я сделаю все, что могу. — Выражение лица Антонины Дмитриевны подтверждало сказанное.
— Надеюсь, что Анатолий одумается. Все. Отбой.
Петров убрал телефон и перевел дух: — Уф!
— Получается, что Пашка у нас в заложниках? — усмехнулся Греков.
— А есть другой способ?
— Вообще-то, Анатолий очень привязан к брату.
— Значит, сдастся.
— Но мальчишку-то ты отпустишь?
— Я пока не знаю, как все было. А вдруг он убийца?
— Пашка? Чтобы он убил Нину? Она же с ним маленьким нянчилась. Нет. Не верю.
— Ты ни во что не веришь, — сердито сказал Петров. — Положим, пистолет к ее виску поднес старший. Но младший-то рядом стоял! Возможно, что он ее и держал!
— Послушай… — напряженно сказал Юрий Греков. — К чему эта комедия?
— Какая комедия?
— Звонок эксперту? Ведь ты еще вчера знал, что смерть ее была насильственной. Так почему ты мне сразу не сказал?
— Потому что есть еще кое-что.
— А именно? — Греков с сожалением посмотрел на бутылку, где минеральной воды осталось на донышке. Последний глоток. Сделать его сейчас? Нет, после. — Никак не пойму: ты это о чем? Ведь причина смерти…
— Да, пулевое ранение в голову. Но я немного лукавил, когда говорил, что не знал о Нининой болезни. Она жаловалась на сухость во рту, на боли в лимфоузлах. Вот здесь и здесь. — Петров пальцем показал на собственной шее. — На тошноту, головокружение. Общее недомогание.
— Ну и что? — пожал плечами Греков. — У нее было слабое здоровье.
— Уж очень это похоже на…
— Договаривай!
— Не думаю, что тебе будет приятно это услышать.
— Она была моей женой! Я хочу знать все!
— Это скользкая тема.
— Да хватит тебе отнекиваться!
— Ты все-таки мой друг.
— Я уже понял: ты не хочешь мне говорить. А я думал, что у нас откровенный разговор. Раз уж мы сидим в мертвой пробке и заняться нам больше нечем, давай тогда выяснять отношения.
— Тогда скажи честно: Одинцова была твоей любовницей?
Юрий Греков посмотрел направо. Красный «ягуар» чуть впереди. Алина отвернулась, смотрит на дорогу. Итак, Петров наводил справки. Он знает много. Слишком много. Соврать? Быть может, их видели вместе? Видели, как он заходил в особняк госпожи Одинцовой? Лучше признаться в любовной связи, чем…
— Это была случайность, — неохотно сказал Юрий.
— Значит, ты с ней спал?
— Поверь, это не доставило мне удовольствия, — усмехнулся Греков.
— А это без разницы. Ты с ней спал. А Нина? Нина знала?
— Я у нее не спрашивал.
— А сама она об этом не говорила, сцен не устраивала.
— Ей было все равно. Думаешь, она до этого не знала? Знала! Да, я не святой. У меня случаются интрижки на стороне.
— Рыбалки с ночевкой, — с намеком сказал Петров.
— А что ты от меня .хочешь? Я нормальный здоровый мужик. У меня потребности. А моя жена… В общем, толку от нее в постели не было никакого. Каких трудов стоило ее уговорить! То у нее месячные, то мигрень. Как мужик мужику: она меня не возбуждала. И еще у нее ноги всегда были холодные. Впрочем, ты можешь и сам об этом знать. Если заходил не только к ней на кухню, но и в спальню.
— Я тебе сказал: между нами ничего не было.
— Ты ее любил, но между вами ничего не было, — с иронией сказал Греков. — А ведь я так редко бывал дома!
— Тебе этого не понять.
— Это еще почему?
— У тебя все просто. Но… Не суди всех по себе. Я не этого от нее добивался. Мне хотелось от тебя ее оторвать. Показать, что она женщина — красивая, умная, а вовсе не Пробка. Что ее можно любить. И нужно любить.
— Может, ты жениться на ней хотел?
— Может, и хотел.
— Конечно! Как я тебя понимаю! — рассмеялся Греков. — Ты все рассчитал! Богатая! Ты же знал о ее деньгах! Пожалеть, приласкать, прикинуться лучшим другом, подставить свою жилетку, чтобы плакалась! Ловко!
— Юра, Юра, — с сожалением сказал Петров. — Все у тебя сводится к деньгам.
— Ну, давай о другом. О бабах. Я тебе честно признался: да, с Одинцовой у нас было.
— И как часто?
— А вот это уже перебор. Сначала ты. Откровенность за откровенность. Что сказал тебе Парамонов и что не было для тебя сюрпризом?
— А ты готов? Не слишком много для тебя ударов на сегодня?
— Ну, после известия о богатстве Нины и ее украденных драгоценностях меня уже трудно чем-то удивить.
— Даже тем, что она не застрелилась, а была убита?
— А ты меня не лови. Мы не на допросе. В пробке. И я в любой момент могу вылезти из машины и уйти.
— Куда?
Греков с тоской посмотрел по сторонам — везде одни машины. Запах бензиновых паров. Солнце. Духота. Тоска. В кабинете у следователя комфортней. И графин с водой на столе. А как хочется пить. Пить… Пытка бездействием и жаждой. Солнцем. Петров как будто нарочно все это подстроил! Пробку! Но это уж точно не в его власти. И ни в чьей. Это судьба. Судьба им сегодня сидеть в пробке.